Помявшись и, видно, так на это и не осмелившись, Даша спрятала ключи в сумку и вернула взор на дорогу.
Советская свернула на Комсомольскую и эта маленькая двухполосная улочка потянулась мимо приземистых домов и гаражей, как тёмный тоннель, из которого только один выход. Горящие фонари убегают за окном, а в небе – вот же зима выдалась! – кажется снова начинают кружить снежинки.
Управляя Роман упрямо боролся с желанием посмотреть на Дашу снова – но этого нельзя сделать незаметно… Может что-то ей сказать?.. Облизав пересохшие губы он сделал попытку быстро придумать и вымолвить нечто важное, но вдруг упёрся в пустоту в голове, как в стену. Несколько мгновений он сжимал и разжимал губы всё-таки надеясь что-то сочинить, но потом просто сдался и дальше вёл в полном молчании глядя только вперёд.
Комсомольская вильнула на Победы и там старенький «форд» пронёсся по знакомому маршруту уже в считанные минуты. Тринадцатый дом быстро оказался в перекрестье автомобильных фар.
Зарулив во двор Роман прокатился до второго подъезда и выжал тормоз. Несколько молчаливых мгновений он глядел на свои пальцы на руле и кусал нижнюю губу. Под конец пути у него снова возникло неприятное, до боли отвратительное ощущение, что происходит нечто дурное; что он должен, просто обязан что-то сделать, достичь, предпринять – иначе случится непоправимое…
Чувствуя, что его сердце вновь начинает бешено колотиться, Роман буркнул:
– Ну вот мы и приехали…
Уже не таясь он тяжело и неприкрыто уныло вздохнул и повернул голову к спутнице: Даша смотрит на дверную ручку, как загипнотизированная. Её ладонь приподнялась, чтобы открыть… но опустилась и сжалась в кулачок.
Будто только сейчас услышав его, с милой, но немного печальной улыбкой девушка перевела взгляд на мужчину, а её мелодичный, но тоже грустный голос пропел:
– Да, в самом деле. Приехали…
Встретившись вновь, как и тогда на кухне, их взгляды вцепились друг в друга, как намагниченные. Роман почувствовал, что его сердце колотится всё быстрее и быстрее, словно он с задержанным дыханием спринтует в гору. Вдохи и выдохи его стали настолько частыми, что слышно на весь салон. Как во сне медленно Роман выпрямил спину и уселся так, что его грудь оказалась напротив Даши. Будто был под каким-то хмелем он только сейчас осознал, что она смотрит на него тоже и её прекрасное лицо застыло, как маска человека, ставшего свидетелем удивительного… Даша тоже выпрямилась, держит осанку, от чего её грудь слегка выпячивает. Её ладони лежат на коленях одна на другой, и весь её вид – это скульптура пристойности и в тоже время поэзии девичьего тела. Однако лицо… Однако глаза… Даша глядит прямо на него, да так настойчиво и так пристально, словно заколдованная, словно не может ни моргнуть ни отвернуться. Даже при слабом освещении лик её светел и будто лишён эмоций, вот только зрачки опять такие большие, будто она напугана, будто с шоком смотрит на внезапно выпрыгнувшего перед ней волка, а грудь её вздымается уже так часто, точно она от этого волка в панике бежит.
Глядя сейчас на эту девушку Роман почувствовал необыкновенное, но одновременно с этим показавшееся ему самым естественным на свете чувство: в секунду он ощутил себя и сильнейшим, самым могучим на свете мужчиной!.. И рабом. Бесправным, побеждённым и разгромленным. Рабом силы, что гораздо, гораздо сильнее даже самого могучего на свете разума.
Всё… Это крах. Последние силы тают, держаться нету больше мочи. Этот бой он не выдержал, он больше не может. Он подбит, он проиграл. Он сдаётся.
Протянув ладонь Роман с заметным трепетом, но ни на секунду дольше не задумываясь коснулся Дашиной щеки. Девушка вздрогнула, её будто ужалило током! Однако через пальцы, через свою мужскую грубую кожу, трепетно и в тоже время жадно ласкающую тёплую девичью щёку Роман почувствовал, что при всей кажущейся своей лёгкости Дашу, так магнетически смотрящую на него Дашу, этого ангела с манящими, приоткрытыми нежными губами сейчас не смог бы забрать отсюда ни ангел, ни демон…
Пальцы скользнули за девичий затылок. Ладонь ощутила нечто столь нежное, мягкое и тёплое, чего она уже давно не знала. Как по колдовству, по чужой, намного более могучей, однако исходящей откуда-то изнутри воле Роман переменил трепетность на преобладание. Пальцы сами сжались на меховом воротнике. Каким-то образом сочетая и нежность к хрупкому, застывшему в его руках существу, и неукротимую, не желающую знать протестов властность, с горячо и шумно бьющемся сердцем он потянулся сам и одновременно потянул девушку к себе. Даша поддалась легко. В этот сокровеннейший из моментов она стала в его руках самой послушной, самой отзывчивой… и самой страстной!