Перед тем, как оторваться от неё и снова взглянуть вперёд он невольно подумал: способна ли вообще хоть одна женщина на свете увидеть такую красавицу – и не позавидовать?..
Мужчина и девушка о чём-то говорили. В воздухе повис обрывок мужского голоса:
– У тебя в тот раз неплохо вышло…
Заметив посторонних они обернулись. На капитана с дочкой уставились две пары глаз: девичьи настороженные, мужские с глубоким самообладанием.
– Здравствуйте… – Мужчина чуть дёрнулся… и в тоже время сохранил безмятежно-величественную позу. – Чем могу помочь?..
Стараясь не смотреть на фигуру с ним рядом Роман надел маску деловее некуда и взял сухой тон.
– Добрый день. Мы… Эм… Нам бы учителя истории. Это случаем не вы?..
– Случаем я. – Мужчина кивнул. – К вашим услугам. Чего хотели?..
Роман перевёл взгляд на Настю… и снова на мужчину.
– Я Роман Птачек… Мы с дочкой пришли к вам по поводу перевода из Самары. Она переходит в ваш класс… Мне сказали, что вы в курсе…
– А-а-а! – Глаза мужчины сверкнули, в его устах расцвёл белозубый оскал. – Так вы, должно быть, Роман Павлович…
Лёгким, атлетичным движением он спрыгнул и в мгновение очутился возле вошедших!
– Артур Каримович! – Он протянул руку и схватил Романа за ладонь. – Абсалямов!
– Рад знакомству… – Романа затрясли за руку и он вяло поддался. Только заставил себя не смотреть на девушку. Не смотреть! Только на учителя. Только ему в глаза и только на него!
Поручкавшись, историк отошёл и взглянул уже на будущую ученицу.
– А ты, получается, Настя?..
Всё тепло, полученные от директора и завуча, весь позитив дочь утратила в секунду. Рядом с отцом снова стояло критически настроенное, мрачное, неулыбчивое существо.
– Ну я, да… – Она взглянула на будущего классрука, как на жулика. – Родители так назвали…
Роман скривил губы и взглянул на неё с укором. Делать замечание при посторонних – сор из избы… Остаётся надеется, что с характеристикой историка завуч не наврала.
Во взгляде Артура мелькнула хитринка. Роман поклялся бы, что заметил, как историк сделал движение улыбнуться шире, будто в смехе от удачной шутки, но сам себя подавил. Поглядев на Настю несколько молчаливых секунд он оглянулся и бросил через плечо:
– Даша, ты можешь идти. Мы с тобой поговорим потом.
Даша… Роман медленно и как мёд, словно пробуя на вкус повторил про себя это имя. Решившись в последнее мгновение расслабиться – всё равно школьница сейчас уйдёт – он вновь взглянул на неё… и наткнулся на ответный взгляд! Девушка глядит на него! Будто узнала… Будто уже где-то видела… Или это просто кажется?.. Птачек понял, что его так и тянет закусить губу; или хотя бы сжать уста… Глядя девочке в глаза он приказал себе смотреть в них холодно; холодно и неприветливо. Вот так. Ещё черствее…
Все эти переживания заняли, наверное, секунд пять. И не было, может быть, никакого ответного взгляда, а просто школьница поглядела на незнакомых людей – на свою одногодку и на её отца. И всё. Ну, возможно, на нём на одно лишнее мгновение взор задержала. Подумаешь…
Места хватит пройти и двум но, пропуская её, Роман отступил. Взгляд отвёл долой, а когда почувствовал едва заметный аромат нежных духов, то сразу выдохнул и приказал себе выкинуть из головы лишнее и сосредоточиться на главном: нужно пристроить дочку в школу. Только!..
Она ушла. Из открытой двери гомон и крики, однако шаги её угадывались, пока совсем не удалились. Почему-то Роман вслушивался в них усерднее, чем в то, о чём историк заговорил.
– Я так понимаю, Настя, ты не в восторге, что переводишься… – Артур сделал рукой неопределённое движение. – Я угадал?..
Настя фыркнула, отвернулась.
– По-моему тут не нужно быть экстрасенсом!..
– Вы уж её простите. – Роман прижал ладонь к груди. – Она хорошая девочка, а то, что такая сердитая, так это моя вина. Это я её со старого места сорвал. Сама она, конечно, училась бы в прежней школе…
Настя обернулась, взглянула на отца по-особенному… и снова отвернулась.
– О, не стоит! – Историк помотал головой. – Я не знаю, какие у вас там обстоятельства, но раз уж вы это делаете – значит так нужно…
Настя буркнула:
– Очень нужно… Можно было бы три года и подождать…
Роман сжал зубы. Слова эти, сказанные при постороннем, сильно смутили.
Историк же вдруг заговорил так громко, что буквально заставил обратить внимание на себя: