– Ром! Мы с тобой не из разных… сфер! Давай выкладывай! Ты – не ты?!
При этом он умудрился не повысить тон и даже если кто-то за дверью подслушивает – вряд ли разберёт всё правильно.
Забарабанив по столу уже обеими ладонями Роман устало вздохнул. Сделав два последних шлепка он резко остановился, а его глаза уставились на собственные руки. Снова надув щёки Птачек нехотя, отводя взор, процедил:
– Ну, я думаю, это очевидно, кто мог Кривкина ударить… – И тут же вновь сосредоточился на старлее. – Кирюх… не тени резину. Тоже – ближе к телу давай. Почём спрашиваешь?..
– Я ж сказал, – Спиридонов снова с простоватым, истинно деревенским видом пожал плечами, – обыкновенное любопытство. Мы всё-таки здесь не чужие люди… насколько это возможно. Когда ребята друг другу бьют морды… сам понимаешь: как тут не поинтересоваться?..
То ли забывшись, что болтает вовсе не со старым другом, то ли просто положившись на старлеевскую честность Роман заявил уже не смягчая:
– Попробовал бы ОН мне морду бить! Попробовал бы! Гад такой… Давно его пора было!
Как хороший актёр, подыгрывающий другому, импровизирующему, Кирилл от стены оторвался. Взяв стул он повернул его спинкой к хозяину кабинета и уселся прямо так, положив локти перед собой. Старый, деревянный – стульчик недовольно скрипнул, однако дальше держался стойко.
Состряпав внимательнейшую – точно беседует со свидетелем на разогреве – мину старлей чуть кивнул, как бы приглашая продолжать. Голос его прозвучал и дружелюбно, и серьёзно:
– Что стряслось?.. Что-то случилось важное?..
Неспособный не заметить подчёркнуто приветливого, внимательного, даже бережного к себе отношения, не могущий не прочитать эту игру – невербальный, располагающий к себе язык – тем не менее Роман и в самом деле «развязался», позволил себе эмоции – чего никогда бы не сделал из сослуживцев ни с кем, кроме, быть может, Озерова… а теперь ещё и этих двух.
– Случилось, Кирюх. Случилось… Кривкин случился! Козел такой… И вся работа эта его… Не работа, а полная туфта!
Губы Кирилла сжались, он демонстративно оглянулся на дверь. Так же медленно вернув взгляд он спросил подчёркнуто тише:
– Так что произошло-то?..
Уже не совсем понимая, играет ли он, или на самом деле искренен… или просто показывает сослуживцу то, что тот якобы хочет увидеть, Роман снова устало вздохнул. Проведя тёплой, немного влажной ладонью по лицу он подпёр кулаком подбородок и прямо так, словно они два присевшие выпить на завалинке рыбака, нехитро начал:
– Что произошло, что произошло… Кое-что! Короче…
Сперва он хотел объяснить кратко, но когда понял, что так пропадёт соль, просто вывалил всё накипевшее – прямо с самого начала, с самой первой отстоянной с Кривкиным смены. Спиридонов слушал молча и даже, кажется, старался не моргать. Завершая повествование почти подробным пересказом понедельника Роман уже чувствовал, как повышает голос, как снова будто переживает тот час, те мгновения ищущего выхода гнева, наглое лицо Кривкина и желание его бить… Большого труда стоило не высказать уже ставшую для себя обыденной мысль, что можно было бы вдарить и покрепче.
– Нет, ты представь! – То ли специально, то ли в чувствах для себя незаметно Роман вдарил по столешнице. – Он мне такой, типа – Валера весь вечер дома был. Да ещё уверенно так рассказывает… А это, надо помнить, ночь, когда убили того… который охранник по дереву… Ну ты понял. Захожу я, значит, к ним на квартиру, а жена этого… Нина её зовут… мне и отвечает – поздно, мол, муж домой вернулся… И как это называется?!
Уже в не впервые воспринимая прямой вопрос за риторический Кирилл промолчал; только лицо его, и так серьёзное, из обыденно-каменного превратилось за рассказ вообще в базальтовое, а то и гранитное. Вроде и не выражает такое лицо ничего, но вот смотришь в него и кажется, что человек сейчас, как зверь, зубы покажет.
– Это называется, – Роман со стуком упёр указательный в столешницу, – халтура! Да не простая, а преступная! Мы все, может быть, уже давно бы результат имели! Но не-е-ет… – со злобой в глазах он помотал головой, – кому-то обязательно надо посачковать… Повалять дурака! Да его вообще, – он яростно махнул наотмашь, – судить надо! Сорвать погоны – и под зад ногой к чёртовой матери!
Высказал, выпалил, хлестнул, как плёткой – и отпустило. Наверное от негодования он даже покраснел… Прочистив горло, чувствуя себя уже как-то неловко капитан Птачек откинулся на спинку, взглянул на старлея спокойнее и проще. И резко выдохнул, будто ставя точку.
Когда пауза затянулась Кирилл точно ожил: поёрзав на сиденье он соединил пальцы в единый кулак. Скривив и губы он покивал каким-то своим мыслям… а потом осторожно, точно взвешивая, произнёс: