То почёсывая нос, а то и вообще затылок Кирилл глаза снова отвёл. На кого другого Роман подумал бы, что тот мнётся, с чего начать… Старлей быстро выпрямился – аж позвонки хрустнули. Размяв шею, как перед дракой, ещё и пальцами похрустев он вновь сцепил их единым кулаком… потом расцепил и отставил висеть, точно к чему-то готовясь. В конце этого затянувшегося представления Кирилл даже покряхтел и прочистил горло, словно предстоит не говорить, а петь.
Чувствуя за сослуживца неудобство, но не смея торопить Роман позволил себе лишь по-особенному кашлянуть.
– В общем… Тут такое дело…– Снова, уже должно быть не замечая своего нервоза, Спиридонов принялся тереть затылок. – Случилось кое-что очень, очень важное… Ты меня, Ром, сейчас слушай внимательно и не перебивай – это и для того, чтобы сам я не сбился…
Птачек промолчал, одними глазами демонстрируя готовность.
Замечая, что явно колеблется и более того – это его колебание видно, Кирилл с раздражением дёрганья оборвал. Опустив локти обратно на спинку и спрятав ладони, в последний раз он громко хрипнул и сглотнул. Всё ещё глядя куда-то мимо он негромко начал:
– Есть у меня среди наших знакомец – работает в двадцать четвёртом, на Чапаева. Хороший мужик, порядочный. Так вот вчера…
***
Для лейтенанта полиции Юрия Ивановича Бокая пятница с самой рани началась неспокойно. Во-первых ему пришлось выехать на службу раньше, причём срочно и он не завтракал; а когда Юра не завтракал, настроение его портилось сразу. Во-вторых Бокай словил выговор за случай, произошедший, пока он подменял другого. Запоров «косяк» в смену, когда вообще не должен был работать, а сейчас время уже прошло да и в целом – это неважно, насколько он был усталый и от того невнимательный, вместе с «полосканием» Бокай выхватил и обещание передвинуть его отпуск на октябрь, если командиру ещё хоть что-то не понравится. К слову Георгию Короткову, начальнику двадцать четвёртого отделения, вообще редко что-либо и когда-либо нравилось.
Где-то к часу, когда вопрос решился и Юра уже намеревался «заехать домой по делам» и нормально поесть, в отделение завалился никто иной, как сам Владимир Ким! Лицо красное, побуревшее – будто битый час на кого-то орал. Дорогущее пальто в каких-то пятнах, словно на него брызгали из крана, а редкие, всегда прилизанные волосы разлохмачены, полное впечатление – человек шёл, вцепившись в голову. Следом за мужем порог переступила жена – Лида Сапрыкина… точнее давно уже тоже Ким. Гендиректором «Апала», завода пластиковых изделий, лет десять назад, пока не смылся в Литву, был Фёдор Сапрыкин, её папа. Лида – женщина и так-то не особо красивая – вся в слезах вообще показалась Бокаю страшилищем: губы опухли, глаза покраснели, с носа, если приглядеться, капает… И этот противный, нудный, не предвещающий ничего хорошего стон…
Сверкая золотом украшений парочка ворвалась в отделение с энергией ОМОНа! На глаза им попался Юра… В секунду раскусив, что перерыв его накрылся, Бокай, как смог, засунул раздражение поглубже и поинтересовался – что случилось?..
– Где Гоша?! – Владимир завертел головой, будто этого самого Гошу от него прячут. – Где Коротков?!
– Георгий Степанович сейчас в…
Юра не успел закончить, так как «Гоша» возник, будто только и ждал. С лицом суровым и тревожным он быстренько протянул Киму пятерню, а с его скоро бегающих, точно ошпаренных губ сорвалось:
– Вова, привет! Ты только что звонил… Что случилось?!
Вова… Гоша… Стараясь не замечать этих близких – чтобы не сказать коррупционных – отношений Бокай еле подавил вздох раздражения. Глубоко сожалея, что не способен тихонько испариться, он стал выслушивать чету Кимов из-за плеча Короткова, всеми силами тужась быть незаметным, а лучше вообще невидимым.
Оказалось, что восемнадцатилетний сынок Кимов Роберт, и без папы-то прекрасно каждому из ребят знакомый, пропал. В среду укатил на какую-то вечеринку, появился дома на минуту и снова исчез, а с вечера четверга совсем на связь выходить перестал. Причём весь вечер и половину ночи не брал трубку, а под утро вообще пропал из сети. Когда рассказывала это Лида плескала слезами так, что до Бокая долетало даже через Короткова. Пока она просаливала погоны офицеров её муж брызгал слюнями совершенно не намереваясь сдерживаться; матерясь через слово он объяснил, что под утро, когда сын из сети пропал, он принялся обзванивать его приятелей. Что-то определённое сказать смог только некий Вадим, заявивший, что Роберт звонил ему перед ночью и сказал, мол, намечается нечто особенное. Что именно – умолчал. Пообещал только перезвонить и удивить новостями, но так и не…