Кирилл сейчас что – пошутил?.. Или только в такие моменты, когда мрачен и вымотан, в нём просыпается чёрное чувство юмора?..
Смерив старлея пытливым, но не особо придирчивым взглядом Роман принял гаджет и сразу, не спрашивая, зашёл в «последние снимки».
– Всё как всегда. – Кирилл метнул взгляд меж лицом коллеги и смартфоном в его ладони. – Эта сволочь себе верна.
Что-то Спиридонов сегодня необычайно эмоционален… Делая вид, что не замечает этого, Роман отыскал фотографию некогда скомканного, но теперь разглаженного листочка, лежащего на знакомой Кирилловой ладони. Сделанная аккуратной, очень точной рукой на бумаге бежит строка: «Ты хам, грубиян, невежа, охламон. Но выведу тебя из общества вон! Больше никаких от тебя грубых слов. Рот твой закрою на вечный засов. Может и мог бы ты в мире жить, но теперь придётся тебе мёртвым быть».
Прочитав несколько раз Птачек хмыкнул и девайс вернул.
– Что считаешь?.. – Принимая смартфон Кирилл и не взглянул на него: его глаза неотрывно следили за глазами капитана. – Есть какие мысли?..
Задумавшись, Роман скрестил руки на груди. Не спеша с ответом он мазнул по старлею неоднозначным взглядом, а затем отправил его бродить по всей комнате, начав с мертвеца.
ЭТОТ стих явно не содержит какого-то особого, специального намёка, скорее он похож на любой из тех, что встречался раньше. Жертва валяется тоже без всякого символизма: его просто и незатейливо прикончили, очень может быть, что во сне. Следов борьбы вроде бы не видно… Да и роскоши в доме нет. Как и конкретных связей с театром.
Что же это выходит?.. Неужели с предыдущими двумя жертвами то, что оба работали в театре – совпадение?.. Неужели символизм и намёки в стихах с прошлых убийств – лишь игра воображения? Или же сет закончился на второй жертве и сейчас убийца вернулся к «рутине»?
Или же где-то допущена ошибка?..
– Считаю, что мне надо кое с кем посоветоваться… – Ещё раз взглянув на Спиридонова Роман позволил себе, точно признавая поражение, глубоко и шумно вздохнуть. – И как можно, как можно скорее.
На ковре
Выйдя из дома и сев в машину Роман уже собирался отыскать в телефоне знакомый номер, когда пришёл входящий от Понятовского; не успев почувствовать ни волнения, ни тревоги капитан сразу нажал «принять».
– Алло?..
– Рома! Ты уже в курсе?!
Вот как… ни «здрасте», ни «привет»…
– Да, Григорий Евгеньевич. Уже приехал, осмотрел…
– Дуй ко мне. Срочно!
Обрыв.
Посмотрев на потемневший, будто уснувший телефон Роман не сдерживаясь, глубоко и шумно вдохнул… и грязно выругался! Чуть не вдарил кулаком по консоли! Руки легли на руль а сам он ещё какое-то время сидел, закрыв глаза, в тишине, точно отсчитывая удары сердца.
Почувствовав наконец, что почти спокоен и мысли более-менее упорядочились, Птачек завёл мотор и покатил к знакомому, уже родному адресу: Садовая пятьдесят семь.
***
Забавно, но именно в моменты предчувствия от руководства неладного Роман переставал стучаться – и каждый раз это сходило ему с рук. Вот и теперь он не стал барабанить, просто потянул ручку и переступил порог.
Сидящий и что-то сосредоточенно пишущий за столом полковник метнул на вошедшего быстрый взгляд, но даже и на секундочку не остановился для паузы. Кивнув, он продолжил увлечённо черкать на листке, шапка которого, как Роман потом заметил, начинается с: «На имя генерального»…
Аккуратно, но не подобострастно затворив, капитан зашёл. Искоса посматривая, как Понятовский реагирует, он взял стул и уселся прямо напротив начальственного стола. Ещё несколько минут по кабинету бегало эхо чиркающего чернильного ролика, а когда оно смолкло, Роману почудилось, что стало холоднее.
Двигаясь подчёркнуто сдержанно… или сдерживаясь… Понятовский отложил ручку с листком подальше, точно боясь их теперь запачкать. Его прощупывающий взгляд сосредоточился на подчинённом.
Взгляды капитана и полковника встретились и это было, как в если б в вакууме космоса столкнулись кометы: мощно, но без единого шума!
Понятовский нахмурился… пожевал губу, от чего усы его смешно заходили туда-сюда… потом всё-таки отвёл взгляд и снова посмотрел на только что исписанный листок… и вдруг резко, точно уже не первую минуту дерёт глотку, хлопнул по столу и заорал:
– Как это понимать?! Как это, я тебя спрашиваю, понимать?!
Что тут началось! Хляби небесного гнева разверзлись! Полковник наверняка вспомнил все ругательства, которые в жизни слышал. Нет, он не сыпал оскорблениями и на личности не переходил, тем более не употреблял непростительных эпитетов… и всё же через минуты три свирепой ругани Роман почувствовал, будто его помоями облили. А ещё заболели уши.