***
Настроение ни к чёрту. Скулы так и натягиваются, зубы стискиваются, а ладони в любой миг готовы сжаться в кулаки. Снежный буран морозит щёки, принуждает жмуриться, воет в ушах; заставляет чувствовать, хоть это и абсурдно, тяжёлый запах льда.
Утопая скорее в мрачных мыслях, чем по колено в снегу, почти не замечая непогоды капитан чуть не протопал мимо служебной машины и заметил её только когда та поморгала фарами.
– Рома! – Дверь авто открылась, оттуда высунулась голова Кривкина. – Рома! Ты куда! Сюда иди давай!
Вынырнув из рассуждений Птачек обнаружил, что в глаза стреляет тусклым, почти невидимым днём светом, а в уши врывается знакомый раздражающий голос…
– Ром! Ну куда ты прёшь?! – Кривкин вылез из машины уже полностью, даже дверь захлопнул. Чтобы, видимо, тепло сохранить. – Чего топаешь, как бездумный?!
Сфокусировавшись на округлом, немного одутловатом, с близко посаженными глазками лице напарника Роман окончательно пришёл в себя… и ощутил, как кровь бросилась в голову, как сердце забухало и вообще по всему телу пробежала дрожь, но вовсе не от холода…
Новые слова Миши прозвучали уже с подчёркнутой претензией:
– Давай сменяй меня! – Он переступил с ноги на ногу, от чего снег под подошвами тихо трескнул. – Запарился я уже здесь торчать, домой хочу! Куда ты вообще намылился?..
– Миша… – Роман внутренне как бы перехватил себя, не давая гневу разыграться СЕЙЧАС. – Я прошу тебя… Подожди ещё немножко. Дай мне час. Дай мне съездить к Анисину, мне срочно нужно с ним посоветоваться. Сделаю это и сразу тебя сменю, обещаю.
– Чего?! – Кривкин разинул рот, как крокодил, метящий поймать пришедшую на водопой газель. – Ещё час?! Да ты охренел совсем?! Ничего не перепутал?!
Пауза. Несколько долгих секунд, которые Роман молча старался унять всё более и более нарастающую тряску, а Миша смотрел на него, как «дед» на «духа», попросившего сгонять за сигаретами.
– Мне тоже, между прочим, отдыхать хочется! – Кривкин махнул наотмашь, не заботясь, что кто-то чужой может слышать; его маленькие глазки выпучились, как у бешеной кошки. – Я тоже устал! Мне тоже домой охота! А ты, Рома, совсем обалдел… – Он вытянул руку, его указательный нацелился напарнику в лицо. – Ты от работы отлыниваешь!
Птачек понял, что всё – больше сдерживаться он не может, это предел. Дальше либо у него будет приступ и мозги разорвёт от дурной крови, либо…
Сбросив маску терпения, даже не пряча лютого оскала Роман оказался перед Кривкиным в секунду! В мгновенно переменившихся глазах сменщика он заметил испуг… успел заметить, так как его кулак врезался в Мишин нос, как гоночный болид в стену!
– Агх!..
Кривкин откинулся, будто его конь лягнул! Белизна вокруг капитанов окрасилась красными капелями, а у приземлившегося на задницу, да ещё и въехавшего затылком в авто Миши густая краснота вообще заляпала весь подбородок.
Закрывая кровоточащий нос, прямо-таки весь пачкаясь в бордовом Кривкин со страхом уставился на нависшего над ним обидчика. Роман застыл с выставленным кулаком: на костяшках покраснение, в глазах – ни капли жалости.
Боль жуткая, кошмарная. А ещё больше испуг, что сейчас ударят опять, снова в нос и тогда вообще неизвестно, какой ужас будет…
Кривкин зажмурился… и вдруг расслышал удаляющиеся шаги. Раскрыв слезящиеся от боли глаза он сосредоточился на спине теперь уже сто процентов бывшего напарника. Злость и догадка, что бить больше не будут, взяли верх и с ненавистью пялясь Роману в затылок Миша заорал:
– Ты за это ответишь, урод! Всем, что у тебя есть, ответишь!
Откликом ему послужили завывание ветра брат и или уходящих шагов, а также гаденькое ощущение, что кто-то наблюдает из окна, видит, как его побили, как он лежит на снегу и истекает кровью; видит его и так же, как и Роман, презирает.
Очевидное вероятное
Ветер дует в глаза, швыряет снег за воротник, промораживает, однако бушующая внутри злоба костерит настолько, что хоть в одной майке ходи! Всё ещё сжимая кулаки, в любой момент готовый обернуться и накостылять догнавшему его мстить Кривкину Роман монотонно рыхлил наст и держал взором точку, где дожидается старенький «форд». В конце концов до авто добравшись он глубоко и взволнованно, но вовсе не устало вздохнул – пар повалил из ноздрей, как из трубы парохода, а рука открыла дверь не заботясь, что вместе с хозяином в салон тут же наметёт целый сугроб.
Почти не соображая, что делает, находясь где-то посреди меж здравым разумом и погружённым в воспоминание воображением, Роман отряхнулся, наполовину уселся в кресло, постучал подошвами друг о друга и только потом окончательно в машину залез. Обожжённые холодом ладони покраснели. Из зеркала взглянул красноносый, краснощёкий… набычившийся бандюга; уж точно не человек приличный, вон – в глазах холодная сталь…