– Кхэм-кхэм! – Анисин с усилием повертел головой. – Проклятая простуда… Так вот второе – здесь проще. Откровенно говоря я удивлён, что тебя занимает, почему Поэт не тронул никого, кроме убитого. Это же элементарно…
– Выражаетесь, как Холмс. – Губы Птачека невольно растянулись.
– Да хоть как миссис Марпл. – Анисин небрежно отмахнулся. – То, что убит один только мужчина, а остальные лишь обезврежены – это явно говорит о… ну, скажем так, спортивном поведении. Если ты понимаешь, о чём я… Или имеет место какой-то сдерживающий мотив, нам пока неизвестный. Очень возможно, хоть и не факт, это тот самый мотив, который три года назад заставил нашего душегуба переключиться с невинных и слабых на виновных и всяких там преступников. Это, на мой взгляд, на поверхности. К тому же…
Разговор продолжился: Анисин приводил новые размышления, озвучивал доводы, отвечал на как бы всплывающие вопросы, но от главного в целом не отступал. Роман слушал его с интересом даже, когда старик из разговора по существу перешёл в обмусоливание известного. Ему простительно: наверно это тот редкий случай, когда ему доводится с кем-то поболтать. Анисин – голова: он с лёгкостью облекает мысли самого Птачека в лучшую, более рациональную форму; он как бы не говорит ничего нового, но в тоже время то, что уже известно, становится яснее. Получается этакий симбиоз цветка и пчелы: Роман приезжает в гости за советом и получает его, а Филипп Петрович приобретает возможность почувствовать себя полезным.
Пока шла беседа, пока пустели и снова наполнялись кружки свет за окном померк окончательно. Опомнившись, будто это произошло вдруг, Анисин встрепенулся:
– Ох! Вот это мы засиделись! Сейчас, Ром, погоди – я свет включу…
Опять покашляв он поднялся. Воспользовавшись, что к нему повернулись спиной, Роман быстренько проверил время – уже почти шесть.
– Ну вот… – Щёлкнул переключатель. Снова повернувшись к гостю Анисин стал чесать в затылке. – На чём, бишь, я там…
– Извините, Филипп Петрович, но мне уже пора. – Как будто нехотя, неспешно Роман встал и сам. – Был рад увидеть, послушать ваше мнение, но мне уже скоро из школы дочь забирать. Сами понимаете, нельзя опаздывать.
– Ну что ж… – Ни голос, ни лицо старика не выразили и капли сожаления. – Ребёнок – это святое… Конечно, Ром, езжай. – Он протянул ладонь. – Рад был повидаться.
– И я с вами, Филипп Петрович. – Птачек протянул свою и они снова обменялись крепким, совершенно не бутафорским рукопожатием. – И я.
Рекреация
Тяжёлая подъездная дверь хлопнула за спиной, после тепла квартиры холодный ветерок защекотал кожу. Ныряя во всё ещё непрогнанную фонарями темноту Роман зарылся подбородком в воротник и потопал к машине.
Как не странно потеплело: нет ощущения, как утром, будто замерзаешь на ходу, а если приспичит пописать, то сделать это на свежем воздухе кажется ещё более рискованным, чем сунуть палец в мясорубку.
Добравшись до «железного коня» капитан забрался в салон, разбудил двигатель и какое-то время просто сидел, уставившись в одну точку. Ни о чём не думал, ни о чём не беспокоился; просто дышал и слушал бурчание механики.
Затёкшая спина заставила пошевелиться, сесть удобнее. Это вернуло в реальность и тут же на глаза попались часы – четверть седьмого.
Что ж… И в самом деле пора…
Старенький «форд» оживился, зарычал! Выплёвывая горький дым машина поехала к Ставропольской девятнадцать.
…Начавшийся так невесело, продолжившийся неприятно, а потом и вообще ударивший ниже пояса день теперь будто извиняется: до школы Роман доехал точно у него на крыше самая большая и громкая в мире мигалка. Он и не спешил в общем-то, даже готов был пропускать: настроение стало такое спокойное-спокойное, почти ко всему безразличное… но поди ж ты – и снег перестал, и по дороге все попались такие вежливые и предупредительные… и даже круче! На перекрёстке Ушакова и Ленинградской перед «фордом» махнул ДПСник. Пребывая в некой прострации Роман и не подумал доставать удостоверение… при этом чуть было коллеге не козырнул! Сержант же, – парень постарше Дениса с нарумяненным за целый день на улице лицом, – любезно представился, не стал спрашивать документы и просто обратил внимание, мол, у вас барахлит фара.