Эмоции… Эти точащие человека черви; иглы, на которых невозможно усидеть; обжигающий кипяток, из-за которого не удержать язык за зубами. Если бы спрашивали не его, а он, и ему бы вот так ответили – Роман в секунду бы догадался, что предмет обсуждения отвечающему ЕЩЁ КАК небезразличен! Предчувствуя, что язык, наверное, его уже выдал, что слова его, если останутся крайними, сыграют нехорошо, капитан собрался добавить нечто противоположное – может чуть грубое, может по-чёрному юморное… но услышал удивлённый, лишённый и намёка на переживание высокий Дашин возглас:
– Насть! Ну ты чего говоришь-то?! Ты же мне все уши прожужжала, как тебе домой охота! Что, уже передумала?.. А нога твоя – ты же на физре лодыжку повредила. Какие прогулки – тебе отдых нужен! Как у тебя там, кстати – не болит?..
Выруливая на льдистом повороте, несясь под световыми столбами и чутко прощупывая взором тьму Роман вдруг понял, что он едет не на Победы а на Советскую; причём он направился туда с самого начала… и продолжал ехать даже когда дочь высказала своё взволновавшее пожелание. А ещё, слушая разгоревшийся за спиной спор, он ощутил непривычное, по отношению к Насте коварное, но такое приятное чувство – у него будто взяли эстафету; хлопнули по плечу, сказали: «Не волнуйся, сейчас помогу», и в самом деле так и сделали.
– Да не очень-то… спасибо… – Голос дочки прозвучал не слишком твёрдо. – Так, немножко напоминает…
– Настенька! Доченька! – Птачек с удивлением услышал свой полный энергии, прямо-таки трибунский глас. – Зачем тебе куда-то ехать?! Там ничего интересного, уверяю! – Во внезапно охватившем его воодушевлении он даже на миг обернулся, стараясь зацепить взором только дочь. – Совершенно ничего! Ты лучше, пока я твою подругу отвожу, приготовь нам покушать. Я сегодня, как утром-то уехал, так ничего и не ел. Аж живот от голода сводит…
Эти слова слетали с языка сами, Роману не пришлось напрягаться, чтобы выдумать их… но только он это произнёс, как в тот же момент понял, что всё только что сказанное – чистая правда.
– Но па-а-ап! – Настя обидчиво сдвинула брови. – Как же…
Её перебил громкий, каждому досадно знакомый звук – урчание желудка. Шумное «пение», будто где-то за углом притаился кит. Снова глядя на дорогу Роман и в самом деле остро прочувствовал всё – и голод, и пустоту, и недостаток. Это от того, что он сам себе напомнил об этом?.. Словно оправдываясь за удобное совпадение он воскликнул:
– Я не специально! Честно! – И снова на секунду оглянулся на застывшую в ступоре дочь. – Клянусь своей любимой курткой!.. Настён, ну пожалуйста… сделай одолжение…
– Ну ладно! ЛАДНО! – Дочь резко всплеснула ладонями, её взгляд ушёл вбок. – Не надо меня жалобить! Хватит! Я всё поняла…
– Золотце моё драгоценное… – Потихоньку сбрасывая обороты Роман постарался поймать Настин взгляд уже в зеркале. Голос его начал сюсюкать, словно он обращается к младенцу. – Доченька моя любимая… Полезное дело сделаешь…
Настя демонстративно, актёрски-напоказ закатила глаза, снова скрестила руки и надулась, как жаба. Дашу не видно, но Роману представилось, что она от подруги отвернулась и скрытно улыбается.
Сволочи они… оба.
Семьдесят седьмой дом проплыл мимо окон, отдалился, приблизился – и вот первый подъезд наконец остановился перед взором. О! А после того, как Роман утром уехал, кто-то неплохо поработал лопатой!
Дуясь от обиды, хоть и видно, что больше наигранной, ни к кому конкретно не обращаясь Настя бросила:
– Мне кажется вы заодно… Просто хотите от меня избавиться…
В этот момент Роман держал язык за зубами – и хорошо, а то обязательно бы запнулся. Чувства точно выдали бы его! А так он просто сжал руль до побелевших ногтей… Мучительно долгое мгновение он соображал, что же сделать – промолчать или попытаться как-то ловко ответить?.. Решив, что молчать всё-таки хуже, он выдал, как сумел, беспечно:
– Даш… Похоже, Настя обо всём догадалась. Мы с тобой расшифрованы…
Секунду его терзала тревога, что та игру не подхватит, не догадается… или того хуже – примет его слова за правду, за попытку в самом деле признаться! И вдруг тогда она тоже начнёт?..
– Роман Павлович… Мне думается, вы правы. – Голос девушки прозвучал с абсолютной, фатальной серьёзностью. – Настасья Романовна нас раскусила. В этих обстоятельствах, я считаю, нужно срочно переходить к плану «Жэ»…
– Ну хватит! Вы оба! – Объятая возмущением Настя взвилась на дыбы, её глаза округлились, как в анимации. – Вы и впрямь заодно, раз вместе надо мной смеётесь! Как вам не стыдно!?
– О-о-о, кровиночка моя… – Чувствуя великое облегчение Роман обернулся к дочери и снова не заметил, как начал сюсюкать. – Мой маленький, самый любимый на свете человечек… Ну прошу, не обижайся на папу; папа тоже устаёт, ему нужно твоё понимание…