— Боюсь даже представить…
— Разве? — переспрашивает он со смешком. — А по-моему, совсем не боишься! Судя по этому румянцу, твоё воображение определённо даст фору реальности. Может, поделишься?
— Рассказывай давай, конспиратор!
— Собственно, ничего сложного. По завершению брачных игр партнёры оставляют друг другу метку, говорящую всем остальным, что они — пара.
— Если ты, будучи во второй ипостаси, попытаешься меня укусить, я точно чего-нибудь недосчитаюсь!
— Дари, — его голос серьёзен, как никогда прежде, — не сомневайся во мне.
— Я тебе верю.
— Я о другом, — качает он головой. — Знаю, времени привыкнуть почти не было, но ты, кажется, так и не поняла, кем для меня стала. Иначе бы не боялась.
— Ты говорил, что для меня не опасен, потому что я тебе нравлюсь.
— Ты так легко это произносишь. Будто какой-то пустяк… Сиир — почти сплошные охотничьи инстинкты, но даже у зверей есть свои предпочтения. Это здорово всё усложняет, потому что за все двести лет ты — третья женщина, которую он выбрал и считает своей.
— Третья? А если бы ты влюбился в кого-то, кого он не одобрил?
— Отказаться от симпатии сложно, но вполне осуществимо. Особенно, учитывая то, что в противном случае девушка рискует погибнуть. Не смотри так сочувственно. Мы рано привыкаем ориентироваться в первую очередь на реакцию второй ипостаси. Ты, например, вызываешь исключительно желание защищать. Обвить тебя хвостом и спрятать, чтобы никто не видел.
— Жуть.
— Вовсе нет. Это значит, что ты — часть семьи. Другие со мной просто не выживут.
И вот тут мы подходим к очень животрепещущей теме.
— Что стало с двумя предыдущими? — спрашиваю осторожно.
Не торопясь с ответом, Аллеон смотрит на меня так устало, что впору заподозрить самое худшее — они не пережили «звериные нежности».
— Ничего фатального. Первой я так и не сумел понравиться, а вторая испугалась и убежала, когда… — запнувшись, он как-то совсем измученно вздыхает. — Дари, вторая ипостась выглядит устрашающе, но вовсе не превращает меня в кровожадное чудовище. Я могу себя контролировать. Обычно, по крайней мере. Сейчас, благодаря маминой инициативе, этот контроль несколько ослаблен, но…
— Тебе не нужно этого делать!
— Что?
— Не нужно объяснять, что ты — не чудовище! Я давно уже так не считаю! Могу даже разрешить облизать меня с ног до головы, если не веришь!
— Буду иметь в виду, — усмехается. — Но в этот месяц от оборотов лучше бы воздержаться.
— Ага.
Молчать с ним комфортно. Да, последние дни выдались такими невероятными и насыщенными, что мне с трудом верится, что это всё ещё моя жизнь, но во всём этом бурном потоке Аллеон словно единственный безопасный островок суши.
— Не злись на неё, — просит он пару минут спустя. — Кроме меня, у нашей семьи нет, и, наверное, уже не будет наследников. Мама просто хотела, чтобы я и дальше был Элктар.
— Я тоже этого хочу. Не то чтобы твоя фамилия имела значение, но было бы хорошо, если б всё осталось, как есть… Неужели, ни у кого, кроме нас, никогда не возникало такой проблемы? Должен же быть какой-нибудь безопасный способ! Почему бы не ограничиться этой вашей меткой, без всего… сопутствующего? Я, конечно, не очень хочу быть покусанной, но за неимением выбора лучше уж так.
Размышляя, Аллеон медленно оглаживает мои колени и, наконец, выдаёт:
— Нет, не получится. Без суфура ещё можно было бы попытаться, но он слишком сильно усиливает желание. Я даже частичный оборот сдерживать не могу. Не думай пока об этом. Независимо от итога, я всё устрою.
— А о чём мне ещё думать? Осталось всего двадцать дней.
— О сессии, например. Если помнишь, твой первый экзамен уже послезавтра.
— Сейчас эти экзамены кажутся такой ерундой! — отмахиваюсь. — К тому же, первым идёт теория государства и права. Я его и без подготовки сдам: зря, что ли, целый год к семинарам готовилась?
Но сесть за учебники действительно приходится. Причём не на один день, а на десять — и это ещё большая удача: по половине предметов у меня «автомат». Остальные страдают в три раза больше.
Поначалу мы жили в доме Аллеона, навещая мой мир только по необходимости, но под конец все трое, включая Зара, перебираемся в мою небольшую квартирку. Учиться без компьютера и интернета — сущее наказание.
Днём, пока я занимаюсь, сиир тихо сидит за своим ноутбуком, а вечерами мы куда-нибудь выбираемся — в парк аттракционов, на набережную, в кино или просто гуляем по городу. Омрачают эту идиллию только натянутые отношения Аллеона и Салазара. Кот признал его в качестве главы нашей маленькой стаи и теперь всеми силами пытается втереться в доверие — спит исключительно на его вещах, упорно ходит следом, трётся об ноги, заставляя спотыкаться и ругаться сквозь зубы, и при любой возможности старается устроиться на коленях, чтобы тут же начать старательно мять лапками, от избытка чувств впиваясь в кожу когтями. Животных Аллеон не любит, а шерсть на одежде — тем более, но стойко терпит кошачьи выходки, мечтая по возвращению скупить все артефакты для чистки и стирки, а то и вовсе побрить пушистого бездельника налысо.
Сдав последний зачёт, подаю документы о переводе на заочное обучение и без сожалений покидаю стены института. Вопреки обыкновению, я сегодня одна, и от этого почему-то тревожно. Раньше Аллеон после каждого предмета дожидался меня в буфете, наслаждаясь кофе и нежнейшими рулетами, но сегодня остался дома, чтобы приготовить праздничный ужин.
Не успеваю спуститься с крыльца, как рядом буквально из-под земли вырастает мой джарой. Как он каждый раз это делает? Телепортируется, что ли?!
— Опять ты! — прищуриваюсь сердито. — Диета тебе явно на пользу!
Язвлю, конечно. Он выглядит отвратительно. Болезненно худой, небритый, с обветренными губами и залёгшими под злыми чёрными глазами густыми тенями. Сейчас особенно хорошо видно, насколько он старше меня и даже Аллеона. Любого другого я бы пожалела, но его не могу: он раздражает независимо от внешности и обстоятельств. Даже если молчит, всё равно бесит! К тому же, долго молчать джаройи не могут.
— Сделаешь, что скажу, и я обещаю вернуть тебя на это же место, — заявляет, силясь придать слабому голосу угрожающие нотки.
Ничуть не испугавшись, пресекаю его попытку бесцеремонно схватить меня за плечо. Бедняге, видимо, совсем плохо, потому что вырваться получается без труда.
— Да что у вас всех в головах? — возмущаюсь, имея в виду объединяющую обоих моих знакомых джаройев глупость. — Неужели ж нельзя нормально поговорить? Зачем сразу пытаться пугать? Чего тебе надо-то, немощь бледная?
Ух, как взбесился! Услышав вырывающееся из его горла настоящее звериное рычание и оценив внушительные когти на тянущихся ко мне руках, резво отпрыгиваю назад и на всякий случай отбегаю подальше.
— С ума сошёл?! Не смей тут оборачиваться!
Опомнившись, он резко останавливается.
— А ну иди сюда, пакость мелкая! — рычит, прожигая меня ненавидящим взглядом. — Быстро!
— Опять целовать будешь? — уточняю с безопасного расстояния. И просто не могу удержаться: — Мы же уже выяснили, что получается у тебя так себе.
Ну сам же виноват! Сам! Да, ему плохо, а издеваться над больными людьми некрасиво, но что ему стоило прийти и просто попросить меня дать завершить привязку, потому что хочется кушать? Я даже от сарказма бы воздержалась! Наверное.
— Ах ты!.. — от возмущения у него аж дыхание перехватывает. — Маленькая, наглая букашка! Да я же тебя!.. Забыла, что сиира здесь нет?
— Ты сначала поймай, — напоминаю ехидно.
Он ловит. Не представляю, как, но мужчина с запредельной скоростью срывается с места и фактически впечатывает собой в стену. Откуда только силы взялись? Даже пикнуть не успеваю!
— Попалась! — выдыхает со злым азартом.
От него слабо пахнет сигаретным дымом, кофе и тяжёлым предчувствием грозы.
— Целоваться не буду! — шепчу с вызовом, незаметно стягивая с пальца кольцо-артефакт. — Перекидывай на себя потоки (или что там у вас?) и отстань, наконец! Меня Аллеон ждёт!