Он взял бутылку виски, отпил и передал другим. Бутылка вернулась к нему уже пустой. Он закурил трубку.
- Кэллинен, ты на посту.
Остальные закурили сигареты.
- Если мы проведем здесь еще одну ночь, то было бы лучше похоронить Кэффри, - сказал Гэллегер.
- А мне на этих британцев насрать, - внезапно произнес Кэллинен.
О своих националистических воззрениях он сообщил не оборачиваясь; выполняя полученный приказ, он обозревал окрестности, скрывающие вражеское присутствие. Каждые сорок секунд "Яростный" окутывался ватным облачком, появляющимся на конце какой-нибудь из его смертоносных трубочек.
- Я бы побрился, - сказал ОТРурки.
Каждый посмотрел на своих соседей. Лица у всех посерели и покрылись щетиной. Взгляды некоторых затуманились.
- Хочешь выразить свое почтение Гертруде? - спросил Гэллегер.
- А ведь действительно ее зовут Гертруда, - прошептал ОТРурки. - Я совершенно забыл.
Он странно посмотрел на Гэллегера.
- А ты-то почему запомнил?
- Заткнитесь! - сказал Кэллехер.
- Не будем о ней говорить, - гаркнул Маккормик. - Мы же сказали, что больше не будем о ней говорить.
- А Диллон? Его нет, - выпалил Кэллехер.
Все выразили удивление.
- Может быть, он на втором этаже, - предположил Маккормик.
- Или с девчонкой, - сказал Гэллегер.
- Он? - прыснул со смеху Кэллинен.
Все увидели, как он затрясся. Потом замер. Затем все услышали:
- Все. Мне, мне на этих британцев насрать.
- Действительно странно, - сказал ОТРурки. - Как будто они нас оберегают.
Он провел рукой по щекам.
- Я бы побрился, - сказал он.
- Сноб, - сказал Гэллегер. - Хочешь понравиться Гертруде?
Маккормик потряс своим кольтом:
- Черт бы вас побрал! Первого, кто о ней заговорит, я шлепну на месте, понятно?
- Надо бы все-таки похоронить Кэффри до наступления ночи, - сказал Гэллегер.
- Где же Диллон? - спросил Кэллехер.
- Может, я где-нибудь найду бритву, - сказал ОТРурки.
В то время как остальные хранили молчание, он заходил по комнате, роясь во всех ящиках и не находя в них ничего подходящего.
- Черт, - сказал он, - ничего.
- Неужели ты думаешь, - сказал Гэллегер, - что эти почтовые барышни используют одноразовые бритвы? Нужно быть законченным интеллектуалом, чтобы представить себе такое.
- А мне, - сказал Кэллинен, - мне на этих британцев насрать.
- Почему бы и нет? - возразил Кэллехер. - Диллон мне рассказывал, что есть женщины, правда не почтовые барышни, а настоящие леди, которые бреют себе ноги одноразовыми бритвами.
- Вот видишь, - сказал ОТРурки, продолжающий рыться в ящиках, Кэллинену, продолжающему стоять к ним спиной на посту.
- А мне кажется, - сказал Гэллегер, - что надо бы все-таки похоронить Кэффри до наступления сумерек.
- Говорят даже, - продолжал Кэллехер, - говорят даже, что есть чувихи, которые заливают себе ноги чем-то вроде воска, и когда эта штука остывает, ее отдирают вместе с волосами. Радикально, хотя и немного больно, и потом, позволить себе такое могут только суперледи, чуть ли не принцессы!
- Хитроумно, - сказал ОТРурки.
Он мечтательно теребил тюбик красного воска для печатей.
- Попробуй, - сказал ему Кэллехер.
- Все, - сказал Кэллинен, - в гробу я видел этих британцев.
- Нельзя же сидеть всю ночь рядом с этим трупом, - сказал Гэллегер.
- Интересно, где может находиться Мэт Диллон, - сказал Маккормик.
- А чем? - спросил Ларри.
- Тем, что ты держишь в руке.
- Да шутит он, - сказал Гэллегер.
- Может быть, Диллон мертв, - сказал Маккормик. - Мы об этом не подумали.
- Я его растоплю и вылью тебе на лицо, - сказал Кэллехер. - Вот увидишь, какая гладкая кожа у тебя потом получится.
- Можно откупорить еще один пузырь виски, - сказал Маккормик.
Очередной снаряд взорвался в соседнем доме. С треснувшего потолка посыпалась штукатурка.
- Мне, мне на этих британцев насрать, - сказал Кэллинен.
LVI
Обстрел закончился. Ларри противно стонал от боли, а Кэллехер, сидя у него на животе - чтобы не дергался, - отдирал перьевой ручкой воск и прилипшую щетину. Гэллегер и Маккормик взирали на это увлекательное зрелище, выскабливая тунца из консервной банки. Кэллинен продолжал наблюдать за "Яростным".
- Женщины ведут себя более мужественно, - сказал Кэллехер, - судя по тому, что рассказывал Диллон.
- Судя по всему, - заметил Гэллегер, пережевывая законсервированную в масле рыбу, - они, пожалуй, повыносливее нас.
- Нужно признать, - добавил Маккормик, - что когда они впрягаются, то вынести они могут больше нас.
- Например, когда они рожают, - сказал Гэллегер. - Представляю себе наши рожи, если бы это пришлось делать нам. Правда, Кэллехер?
- Ты это к чему?
Он только что обрил подбородок и, отскоблив левую щеку, выскабливал правую. Мокрый от пота Ларри был нем как рыба. Только нервно шевелились пальцы на ногах на дне ботинок, но никто этого не видел.
- Мы, мужчины, - сказал Маккормик, - начинаем ныть каждый раз, когда приходится страдать. Они же, женщины, страдают все время. Они, можно сказать, для этого созданы.
- Чего-то ты разговорился, - заметил Гэллегер.
- А мне, - сказал Кэллинен не оборачиваясь, - мне на этих британцев насрать.
- Это приближение смерти делает его таким задумчивым, - во всеуслышание заявил Кэллехер, который почти закончил истязать ОТРурки. - Какой ты у меня будешь красивый, - прошептал он затем на ухо истязаемому.
- Мы, мужчины, - продолжал Маккормик, - что касается самого важного, вы меня понимаете?
- Еще как понимаем, - сказал Гэллегер, вылавливая из банки остатки самого важного.
- Ну вот, нам это всегда в удовольствие. А женщинам приходится много чего пережить начиная с того момента, когда они перестают быть девушками...
- Ну уж, - сказал Кэллинен, - не надо преувеличивать.
- Ну вот, ты теперь неотразим, - сказал Кэллехер, отпуская Ларри.
Тот встал и провел рукой по гладким отныне щекам.
- Красиво сработано, - сказал Гэллегер, хотя по всему лицу Ларри и выступили капельки крови. Он задумчиво посмотрел на свою пурпурную ладонь.
- Ничего страшного, - сказал Кэллехер.
- Я хочу есть, - сказал ОТРурки.