Эта его писанина разносит меня в пух и прах. Согласен, если быть объективным, характер мой выдающимися качествами не блещет. Да, я несобран, морально пассивен, бываю рассеян. Но, дескать, я пытался свою инертность выдать за добродетель. Например, я никогда не проверял счета официантов, отказывался вникать в содержание своих налоговых деклараций. Будучи слишком "не от мира сего", чтобы управлять своими расходами, я нанимал специалистов (считай "жуликов"). А вот он, приземлённый Уолиш, был не настолько благороден, чтобы грызться из-за медяков. Для него это было принципом не менее важным, чем честь для шекспировских великих воителей. Когда в обиход вошли кредитные карточки Уолиш, подсчитав (с точностью до четвертого знака после запятой) взимаемые проценты по кредиту и комиссию за обслуживание, порезал карточки жены и швырнул обрезки в ливнесток. Ежегодно он собачился с налоговыми аудиторами, как федеральными, так и региональными. Дескать, никому не дано разжиться за счёт Эдди Уолиша. Практикуя такую скаредность, он равнялся на богачей-скупердяев – первопроходца нуворишей, Рокфеллера, чаевые которого не превышали пяти центов, или миллиардера Гетти, в особняке которого приехавшим к нему на уикенд гостям приходилось пользоваться платными телефон-автоматами. В отношении Уолиша эпитет "прижимистый" был смягчением, поскольку его "прижим" был такой силы, что приводил к полной непроницаемости. И классический капитализм тут был совсем ни при чём. Учитывая то, что Уолиш являлся адептом Брехта, то, очевидно, его скаредность также проистекала от учений Ленина-Сталина. Как он сам сказал, – Если же моё отношение к деньгам было, или кому-то показалось, недостаточно ясным, то, видимо, такова была моя "полуосознанная стратегия".