Машины сигналили, с грохотом проносились мимо, а я сидела, вцепившись в руль от охватившего меня ужаса. И не хотелось ничего, кроме тишины и спокойствия, совсем чуть-чуть, только десять секунд, чтобы ткнуться лбом в леденящий сине-серый руль. Но я знала, что за мной могут гнаться, и вынуждена была ехать дальше, несмотря на дрожь по всему телу.
Взяла курс на Кераву и прибавила газу. Вдоль дороги отвесной стеной стояли высокие ели, казалось, это огромные мужчины выстроились в ряд, сложив руки на груди. В зеркало я видела, что со стороны кладбища на перекресток выехало сразу несколько машин, и так как впереди дорога была свободна, я осмелилась прибавить газу настолько, сколько смогла выдавить из моих закоченелых ступней в промокших ботинках. Но и это в конце концов ситуацию не спасло, а скорее усугубило, как я теперь, уже задним умом, понимаю, ведь машина, похоже, была еще на летней резине. Я опасалась соскользнуть в кювет или выехать на встречную, а между тем из неисчерпаемых запасов ситуационно-бессознательного безумия, которое в последнее время заполняло мою голову всевозможным, совершенно не относящимся к делу бредом вдруг всплыла мысль о сыне и о песне, какую он, только-только получив права, постоянно напевал, что-то там было про то, как охренительно скользить по встречной полосе. Помню, я выговаривала ему, во-первых, за ругань в общественном месте, а во-вторых, за то, что он таким образом накликает на свою голову беду.
Но погрузиться в воспоминания глубже я не успела, так как снова пришлось сосредоточиться на дороге. Я ехала медленно, но все же не настолько медленно, чтобы не замечать своего продвижения вперед: неожиданно еловые стены остались позади, а потом и вовсе исчезли из виду, и по обе стороны дороги открылась ослепительная белизна полей с грубоватыми вкраплениями человеческих поселений. И хотя знакомые пейзажи начинались дальше, за центром города, уже сейчас тоска и горечь зашевелились в животе от одной только мысли, что я вряд ли в ближайшее время вновь смогу приехать сюда, в Кераву. А потом незаметно для себя самой я оказалась на перекрестке, после которого дорога переходила в автостраду с четырьмя полосами; мимо стали проноситься машины, я даже не осмеливалась смотреть в их сторону, зная, что ничего, кроме проявлений злобы, от них ждать не приходится. Какая-то красная развалюха прогремела по соседней полосе, обогнав меня, но затем перестроилась вправо и поехала прямо передо мной, вздымая вихри снега. В заднем окне мелькнула круглая льняная головка, а рядом с ней крошечный кулачок, из которого торчал средний палец.
Длинный хвост выстроился за мной уже на съезде с автострады — я догадалась свернуть с нее в последний момент, вслед за той красной машиной. Поворот был такой крутой, что машина снова перестала слушаться, и мне пришлось сбросить скорость почти до тридцати, неудивительно, что позади меня опять скопились машины, съезд шел еще и в гору, колеса пробуксовывали, машину бросало из стороны в сторону. Новые заторы образовались, когда я наконец-то выехала на полосу ускорения, где якобы надо было ускоряться, чтобы стать частью этого идиотского бедлама, который состоял из тех, кто уже мчал по ней с бешеной скоростью, и тех, кто тащился за мной и горел желанием меня обогнать. И поскольку скорости я не прибавила, то довольно приличный кусок проехала по обочине, и только когда в потоке движения образовался подходящих размеров просвет, я осмелилась юркнуть туда, после чего конечно же последовали возмущенные гудки и средние пальцы, ведь остальные ехали вдвое быстрее.
Уже потом, когда я смогла спокойно ехать со своей скоростью, пропуская всех вперед, снежный пейзаж и теплая машина стали действовать на меня умиротворяюще. На какое-то время, пока я еще не начала обдумывать детали, мне даже показалось, что я умудрилась выпутаться из этой непростой ситуации.