Но как только все это осталось позади, она в ту же секунду превратилась в Золушку без убранства принцессы. Она стала покупать себе скромные, невыразительные костюмы. Она вернулась к своей прежней личности, вылепленной матерью, которая покупала ей только скромную, невыразительную одежду.
Доминик перерыл ее гардероб, вытащил черную юбку и пиджак и спросил, нет ли у нее черной шелковой комбинации.
– Мм, есть, – красная как рак, кивнула Кэтрин.
– Вот и надень.
– А сверху что?
– Ничего. Просто пиджак.
Он одарил ее очаровательной улыбкой, и Кэтрин, вернувшись через полчаса в гостиную, вынуждена была признать, что чувствует себя гораздо лучше. Волосы она распустила, и они ровным, блестящим покрывалом легли ей на спину. Она покрутилась перед зеркалом еще в спальне, не веря своим глазам: неужели это действительно она?
– Так-то лучше. – Доминик одобрительно кивнул. – Еще чуть-чуть расслабиться – и все в порядке.
– Обычно я так не одеваюсь, – сообщила она ему уже в машине, на этот раз с шофером, чтобы Доминик мог пить, не заботясь о возвращении.
– Мне лень даже напоминать, что ты одевалась именно так. Когда-то. – Она отвернулась, но чувствовала на себе его взгляд. – По какой-то непонятной причине ты решила, что на самом деле то была не ты, а ты настоящая – благоразумная скромница.
– Так и есть, – упрямо подтвердила она. Пальцы ее были сжаты в кулаки, а обнаженные груди терлись о шелковую ткань.
– Как я понял, все это связано с матерью, которая заставила тебя нести ответственность за ее неудавшийся брак?
Кэтрин стрельнула в него изумленным, нервным взглядом из-под ресниц.
– В детстве я была серой мышкой, – прошептала она и подумала, что они зря затеяли этот разговор, тем более в машине.
Она ему нисколько не интересна, так зачем же задавать такие вопросы?
– Это твоя мать так говорила?
– На пару с зеркалом, – со смешком ответила Кэтрин, но он не поддержал шутку. Черты его лица были жесткими и суровыми.
– И как ты себя почувствовала, когда наконец-то распустила волосы в Лондоне?
В первый раз он упомянул об их связи в Лондоне без ядовитой горечи или ледяного безразличия. Кэтрин задумчиво ответила, повернув к нему лицо:
– Сказочно. – Ей вспомнилась та беззаботность, что охватила ее, едва она приняла решение. Исчезли страх, растерянность и гнев – и она бросилась в новую жизнь с такой неистребимой жадностью, какой до тех пор в себе не подозревала. – Так свободно, – продолжала она, устремив на него глаза, но не видя его, потому что всматривалась в свое прошлое, – как будто кто-то взмахнул волшебной палочкой и выпустил меня из клетки. Хотя нет, может показаться, что раньше я совсем не знала счастья, а это не так. – У нее вырвался тихий смущенный смешок. – Скорее, как будто кто-то открыл мне дверь.
– Объявляю перерыв в слушании дела, – бесцеремонно прервал ее Доминик и она в изумлении уставилась на него.
– Какого дела?
– Сама догадайся.
Машина затормозила у входа в отель, и у Кэтрин все внутри задрожало от нервного страха. Она украдкой взглянула на Доминика. Тот как раз наклонился к шоферу с какими-то наставлениями, а вид у него был такой, как будто если у него и имелись когда-либо нервы, то все они давно уже превратились в стальные тросы.
Ситуация щекотливая, подумала Кэтрин. Что она вообще здесь делает? Отправилась с Домиником Дювалем в шикарный отель в центре Бирмингема развлекать клиентов! Она же не служащая его и не любовница. Но, раз задумавшись, она не успокоится, пока не найдет точный ответ. Палочка-выручалочка на крайний случай – вот что она такое. И это подходит ему, но не ей, поскольку если он ничего не теряет, когда возникает на ее пороге и просит об одолжении, то она теряет ох как много.
Легонько поддерживая под локоть, Доминик провел ее в отель. Очень скоро выяснилось, что великосветский прием, который, как она ожидала, истреплет ей все нервы, – это всего-навсего ужин на шесть человек гостей – троих бизнесменов и их жен.
Бизнесмены – финансисты самого высокого ранга – отличались безукоризненными манерами и выглядели слегка утомленными, как будто находили ужин самым нелегким из своих дел. Их жены, в изысканнейших нарядах и дорогих украшениях, инстинктивно отделились от мужей, которые за аперитивом обсуждали деловые проблемы. Женщины, лучезарно улыбаясь, засыпали Кэтрин вопросами о ней самой и ее жизни, а про себя, видимо, гадали, что связывает ее с Домиником Дювалем.
Нужно признать, что ужин получился очень милым. Вся нервозность Кэтрин испарилась еще до того, как сели за стол, и она сама не заметила, как принялась честно и увлекательно рассказывать о своей работе. Все они, похоже, считали, что она нашла достойнейшее применение своей жизни, и Кэтрин хоть и смеялась в ответ, но чувствовала себя польщенной.
Остальные три дамы не работали. Как поняла Кэтрин, их время уходило на благотворительность, воспитание детей, обустройство дома и трату денег, заработанных в поте лица их мужьями.
– Ни за что так не смогла бы, – сонно пробормотала Кэтрин на обратном пути.
Она не очень много выпила, но все равно чувствовала головокружение, такое приятное, и легкое. Она боялась, что проведет весь вечер как на иголках, но беседа настолько ее увлекла, что даже постоянное острое ощущение присутствия Доминика не помешало ей наслаждаться обществом. Как легко было бы позволить себе снова окунуться в эту любовь, думала она, и слишком легко – и слишком опасно! – позволить ему это заметить.
Чуть слышно вздохнув, она прикрыла глаза.
– Почему? – с любопытством поинтересовался он.
– Наверное, я привыкла быть рабочей лошадью, – рассмеялась Кэтрин. – Быть на побегушках у маленьких почемучек. И вечная усталость от их требований нужна мне как наркотик.
– Но ведь бывает же у тебя отпуск, – немного удивился Доминик. – Чем ты занимаешься во время каникул? За границу ездишь?
Этот вопрос снова вызвал у нее смех.
– Пару лет назад ездила в Италию. Мы с Дэвидом остановились у совершенно незнакомого человека, по рекомендации приятеля Дэвида.
Она улыбалась воспоминаниям. Отпуск – первый после ее разрыва с Домиником – получился отличным. Дэвид, правда, сначала пытался затащить ее в постель, но она была непреклонна, и он покорно уступил.
Сейчас, мысленно возвращаясь в те дни, она поняла, что его уступчивость означала скорее недостаток желания, нежели уважение к ее отказу. Их всегда устраивала добрая дружба двух одиноких людей, связанных общими интересами.
– Ах да, Дэвид.
В тоне Доминика прозвучало глубочайшее неодобрение, и Кэтрин помолчала, раздумывая, не стоит ли ей сделать очередную попытку и расписать ему хорошие качества Дэвида. Ведь рано или поздно, если роман с Джек не прервется, Доминику придется его принять.
– Если не считать Италии, – предпочла она сменить тему, – я больше нигде не была. Жалованье у меня не Бог весть какое, – без всякой досады продолжала она, – и всегда находилось, на что потратить деньги, вместо того чтобы растранжирить их в двухнедельном туре.
– И тебя не мучит тоска по далеким чужим берегам? – протянул он.
– Нет, не мучит. – Она посмотрела в окно и увидела снег, легкими пушистыми хлопьями падавший с неба. Может быть, Рождество все-таки будет снежным. – Мне хотелось бы увидеть разные страны, да, конечно, – а кому бы не xoтелось? Но я не вижу смысла тосковать по тому, что мне недоступно. – Полумрак машины скрыл ее ироничную усмешку: жаль только, что ее сердце отказывается принять этот благоразумный совет по отношению к сидящему рядом мужчине. – Кроме того… – она скосила на него глаза, – я выросла без заграничных поездок. У нас никогда не было лишних денег, да если бы и были, мама, наверное, все равно посчитала бы такую трату бесполезной.
– Какой аскетичный взгляд на жизнь.
– Тебе легко говорить, – резко сказала Кэтрин. – У тебя всегда денег куры не клевали.