Я взяла в руки несчастную Барби, чтобы пожалеть ее – опустить руки-ноги и пригладить волосы. В этот момент вернулся Боречка, подошел ко мне сзади, крепко обхватил мою талию и, целуя меня в шею, весело сказал:
– Дочка играла… Хочешь, тебя обнаженной нарисую? Раздевайся!
Так я узнала, что у Боречки, оказывается, есть дочка. Не успела я ответить, как Боречка отобрал у меня куклу, кинул ее обратно в ящик и стал целовать еще настойчивей. Я съежилась и начала уворачиваться, хотя мне было приятно. В моей голове крутилась пара вопросов, и я подбирала нужные слова:
– Скажи мне, пожалуйста… скажи…
– Да не бойся ты так! Я тебя не съем! А может, стоило бы… – веселился Боречка, продолжая меня целовать. – Так рисовать или нет?
Я замотала головой:
– В другой раз…
Он рассмеялся:
– Ладно, я подумаю! Пойдем пить чай.
Он повел меня в соседнюю комнатку, откуда только что вернулся. Она оказалась совсем маленькой, но очень милой. У окна был круглый столик, на котором уже закипал электрический чайник, был разрезан пирог, лежали конфеты и шоколад. Но главное – в центре столика в высокой вазе стояла алая розочка. Боже, это мне! И для меня! Боречка подготовился к моему приходу. Как же это было прекрасно!
– Спасибо! Как мило… Мне очень, очень приятно!
Да, Боречка умел ухаживать. И как же он был красив в лучах заходящего солнца, проникавших в комнату. В этот момент я вновь почувствовала себя Прекрасной Дамой.
– Надин, прошу, присаживайся, – сказал Боречка, придвигая мне стул.
За чаем мы впервые за все время нашего недолгого знакомства говорили не об искусстве, а по душам. Он кое-что поведал о себе: разведен, есть четырехлетняя дочка. Жена иногда приводит ее в мастерскую, он материально помогает им, но теплых отношений нет. Жена не особо нравилась его маме и, кроме того, давала ему поводы для ревности. Во всяком случае, он так считал. Как было на самом деле – никто не знает, но доверие было утеряно, отношения сошли на нет и привели к разводу. А теперь его задача – писать картины и продавать их так, чтобы хватало и на себя, и на дочку, и на развлечения.
Мне было интересно благодаря рассказу познакомиться с ним поближе. В ответ он ждал чего-то особенно искреннего и от меня. Но моя жизнь тогда была еще не столь богата на события. И в какой-то момент я пожалела, что мы говорим не об искусстве. Так или иначе разговор постепенно переходил в близость. И тут я призналась Боречке, что я девственница. Реакция была неожиданной:
– Это хуже, – сказал он, приостановился в своих действиях и умолк.
Было впечатление, что в этот момент мысли в его голове прокручивались как заржавевшие шестеренки. Он молча долго-долго смотрел мне в глаза, словно проверяя, а не обманываю ли я его, не придуриваюсь ли. Но я была предельно честна. Зачем мне врать человеку, в которого я влюблена? И что значит «хуже»? Хуже чего? Сорвавшаяся фраза меня, конечно, сильно задела, но я ее проглотила. В интонации Боречки я почувствовала жесткость, которая раньше пряталась под маской доброжелательности и приветливости. Наконец он, усмехнувшись, произнес:
– Ладно, годится.
– Тогда давай в следующий раз…
– Договорились.
В жизни каждой девушки однажды случается «первый раз» – то, чего она с волнением ждет, даже иногда торопит события, и что нередко ее пугает. Это время, когда «начитанные» дрожат, а «опытные» рассказывают всякие небылицы, чтобы показаться круче. Ситуации, конечно, случаются разные, но нельзя отрицать, что побеждают здесь стереотипы. Так уж устроены люди, да и я сама.
До новой встречи я очень волновалась и морально готовила себя как раз к тем «жутким» вещам, о которых была наслышана и начитана. Моя теоретическая подготовка была блестящей.
В назначенный день я появилась на пороге мастерской моего любимого художника – решительная и смелая. Так мне казалось. Боречка встретил меня, как всегда, приветливо: похвалил мое нарядное платье, показал свою новую графику, выполненную на заказ.