Ева изменилась за это время. Ее кожу покрыл легкий золотистый загар, глаза, и прежде всегда блестящие, приобрели новое выражение счастливой безмятежности.
Родди уже с вечера того дня, когда Себастьян выставил его из своего номера, закрутил интрижку с другой очаровательной особой из их группы — девушкой лет восемнадцати, худенькой, хрупкой и смешливой. Как ни странно, они неплохо смотрелись вдвоем и выглядели вполне счастливыми.
Чего нельзя было сказать о Себастьяне. Нет, он продолжал наслаждаться обществом Евы, но о предстоящем расставании с ней думал уже не как о необходимости, которая все расставит по своим местам, а как о катастрофе.
В их отношениях за последние дни произошла масса изменений. Они удивительным образом научились понимать друг друга — по жестам, взглядам угадывать те или иные мысли, намерения, желания.
Одним словом, между ними за этот непродолжительный период установились те взаимоотношения, какие бывают у людей, связанных родственными узами и проживших долгое время в одном доме или между закадычными друзьями, давно друг друга знающими.
Себастьяну, обычно крайне осторожному в выборе друзей, это духовное сближение казалось невероятным. И, оставаясь один по вечерам, он все серьезнее задумывался о колдовстве, о воздействии на него волшебных чар.
Но утром, вновь встретившись с Евой, уже ничего не желал знать о магии и отмахивался от своих опасений как от стаи назойливых мух.
Что же касается более интимных отношений, то после поцелуя в Самбуру, Ева как будто приказала себе упрятать страсть под замок и всячески избегала повторения той сцены.
При прощании они пожимали друг другу руки, она быстро и стыдливо чмокала Себастьяна в щеку или в губы и, не оглядываясь, убегала.
Если бы не воспоминания о студенческих годах, Себастьян решил бы, что наконец повстречал ту самую половину, которая, как говорят, существует у каждого человека. Единственная, неповторимая, идущая к нему одному сквозь беды, испытания и невзгоды порой всю жизнь.
Да-да, Ева сейчас являла собой воплощение того, что принято называть идеалом, что попадается на жизненном пути лишь избранным. Красивая, искренняя, любознательная, улыбчивая, умеющая выслушать и понять — именно такой представлял Себастьян верную подругу в те редкие минуты, когда позволял себе помечтать.
Но от знания о прошлом Евы и о существовании неприглядной стороны ее натуры он никуда не мог уйти. И чем больше он привязывался к этой женщине, тем сильнее внушал себе, что по завершении отпуска должен с корнем вырвать ее из своего сердца. Чего бы ему это ни стоило.
Первый день в Момбасе они провели, гуляя по Старому городу, форту Иисус — свидетельству былой славы Португалии, Старому порту. Каждая здешняя постройка, каждый камень, пропитанные очарованием древности, останавливали на себе взгляд, удивляли и восхищали.
А Ева в длинном воздушном платье африканских желто-коричнево-рыже-зеленых цветов, идя по улицам этого средневекового города, причудливым образом соединившего в себе арабские, португальские и местные традиции, выглядела как неотъемлемая его часть, как чудесное украшение.
Вечером в одной из многочисленных лавочек, в которые они заглядывали больше из желания поглазеть на местные сувениры, ткани и наряды, Ева купила себе расшитую бисером юбку с запахом и такой же топ, изготовленные руками женщин народа амандебеле. Традиционные ножные браслеты из начищенной до блеска латуни подарил ей Себастьян.
— В память о наших кенийских каникулах, — сказал он, забирая украшение из морщинистых черных со светлыми ладонями рук старика торговца, улыбающегося, почти беззубого и чрезвычайно добродушного.
— Спасибо. — Ева приняла подарок дрожащими от волнения руками и тут же отвернулась.
Однако Себастьян успел заметить, что белки ее глаз впервые за все время их общения покраснели, а на черных как смоль ресницах блеснули хрусталики слез…
Спать они отправились рано, а утром, позавтракав, пошли на пляж.
Когда Себастьян увидел Еву в купальнике — черном бикини, — то на миг остолбенел.
О многочисленных ухищрениях женщин, посредством которых они заставляют думать, будто у них гораздо более изящные фигуры, чем наделила их матушка-природа, ему было известно давным-давно. Впервые эта тайна раскрылась перед ним в тот далекий вечер, когда старшая сестра Эмили, Маргарет, и две ее подружки собиралась при нем, семилетнем малыше, на танцы.
— Ты с ума сошла, Пэг! — заявила тогда одна из девиц, увидев приготовленный Маргарет костюм. — Вот это ты собралась на себя напялить? Черные обтягивающие брюки? Прости, дорогая моя, но с твоими узкими бедрами это просто непозволительно! Надень лучше белую юбку со складочками. В ней ты смотришься гораздо привлекательнее.
— Точно, Пэг, — поддакнула вторая подруга. — Лиззи все верно говорит. Одеваться следует так, чтобы тщательно скрыть все недостатки своей фигуры. Я вот, например, со своим большим бюстом, никогда не ношу блузок и платьев с рюшами и оборками на груди, хотя их просто обожаю!
Смысл всей этой болтовни Себастьян уразумел гораздо позднее, когда после проведенной вместе бурной ночи увидел при ярком утреннем свете свою первую любовницу обнаженной. Оказалось, что ее ягодицы вовсе не гладкие и округлые, а дрябловатые и испещрены ямками, а грудь невысокая и меньше, чем выглядела в одежде.
Тело же Евы, прикрытое не рюшами, оборками и складками, и даже не просто тканью, а лишь несколькими его лоскутками, смотрелось во много раз прекраснее, чем можно было вообразить.
Себастьян уставился на ее безупречной формы бедра, плоский живот, обольстительную грудь, обтянутую черным эластиком лифчика, как пятилетний мальчишка на витрину с игрушками. А опомнившись, смутился, виновато посмотрел Еве в лицо и успел заметить в ее взгляде, который она поспешно отвела, то же, что сам испытывал, когда разглядывал ее, — восхищение.
Я тоже… тоже понравился ей, с неуемным ликованием думал он, лежа рядом с молодой женщиной на теплом песке и одновременно витая в заоблачных фантазиях. Как это здорово, черт возьми!
Часа три они нежились на солнце, слушая плеск океанских волн и смех резвящихся на берегу детишек. Потом пообедали прямо здесь же, на пляже, под стройными пальмами. А после поплавали с аквалангами, на катамаране добрались до коралловых рифов, побродили по отмели в поисках диковинных камешков и раковин.
Вечером, не заходя в отель, отправились ужинать в один из множества баров под открытым небом.
Себастьян надел футболку и шорты поверх плавок, а Ева ловко обернулась большим парео из шелка. Получилось довольно мило. Платье, в котором пришла на пляж, она положила в сумку. Себастьяну в этом экзотическом наряде Ева особенно понравилась, и ему хотелось запомнить ее такой в мельчайших подробностях.
6
Тоненькая чернокожая девушка, пританцовывая, принесла вино и приняла заказ.
Ева, вот уже минут двадцать пребывавшая в задумчивости, взяла бокал большим и указательным пальцами за длинную прозрачную ножку и сделала глоток.
— Вот и подходят к концу наши чудесные каникулы, — прошептала она, улыбкой маскируя свою грусть. — Как быстро летит время!
Особенно когда все-все складывается как нельзя лучше.
На словах «все-все» она сделала акцент, и у Себастьяна, принявшего последнее «все» на свой счет, потеплело в груди. Он тоже отпил вина, оказавшегося как раз таким, какое ему нравилось, — пряно-сладким, с едва ощутимой кислинкой, — и протянул Еве руку. Та доверчиво вложила в нее свою маленькую узкую кисть.
— Так всегда бывает, — произнес Себастьян утешительно-ласковым тоном. — Когда нам хорошо, мы не замечаем бега времени. Но давай не будем печалиться, а? Пусть эти последние деньки фантастического путешествия останутся в нашей памяти как время веселое и беззаботное. И тогда, вспоминая о нем по прошествии лет, мы будем улыбаться.
Губы Евы неожиданно дрогнули, блеск глаз стал неестественно ярким. Но, не желая выглядеть в его глазах слабой, она энергично кивнула и звонким радостным голосом, в котором Себастьян сразу уловил фальшь, воскликнула:
— Ты прав! Будем веселиться, пока есть возможность! Пока мы здесь, а не дома, и пока нас не накрыли с головой очередные проблемы на работе! — И громко рассмеялась, запрокидывая голову.