Она задумалась, и мелкая сеть морщин пролегла глубже, чем обычно.
— Что тебя мучает?
— Ничего особенного. Просто жалею себя и злюсь на всех…
— Извини, не могу понять тебя, да и посочувствовать не могу — c жиру ты бесишься. Какие у тебя проблемы? Ты здорова, красива, молода, богата…
— Спасибо на добром слове! — засмеялась Оксана. — Насчет того, что молода — так скоро сороковник. Денег пока хватает, — она задумалась на секунду. — Вот если бы не хватало, то была бы цель — нажить денег любым путем. Если бы я была больна, у меня была бы цель — выздороветь… А у меня нет цели. Потому, что все есть. Правду говорят: самое страшное в жизни — это ваши сбывшиеся желания!..
— Твои желания сбылись? Так ты об этом мечтала?
Оксана уставилась на него, как бы раздумывая:
— Нет, я мечтала не об этом. Не помню уже о чем я мечтала, но вряд ли об этом. Наверное, тоже хотела прожить так, чтобы не было больно за бесцельно прожитые годы, — вдруг всхлипнула она, и слезы потекли у нее по щекам.
— Не плачь, слезами все равно не поможешь…
— Раньше ты говорил: не плачь, до свадьбы заживет… Да, зажило… До первой свадьбы зажило! Даже до второй! Что делать, если плачешь после свадьбы? — голос у нее дрожал. — Когда все заживет? И заживет ли? Думаю, нет… Раны не те, что были в детстве. Эти раны не заживают до конца, так, затягиваются на время, а потом опять кровоточат. Вот приехала сюда и все раны открылась…
— Если рану часто тревожить, то она никогда не заживет. Это твоя ошибка. Все, что произошло, — уже в прошлом. Только будущее имеет значение. Нужно уметь забывать…
— Вот этого я сделать и не могу! Такое ощущение, что я постоянно сама себя наказываю. В чем моя вина? Я не знаю. Мне казалось, что все я делаю правильно…
— Мама, почему ты плачешь?
В дверях стояла Настя и с удивлением смотрела на мать.
— Я не плачу. Это соринка в глаз попала…
— Соринка, — улыбнулась Настя. — От соринки так все расчернелось…
Оксана вскочила и побежала в ванную смывать тушь с ресниц.
— Дед, это ты ее наругал?
— Нет, — ответил Лавров. — Почему ты спрашиваешь?
— Почему же она плачет? — удивилась Настя. — Плачут когда больно или когда тебя ругают. Мама же не упала…
— У нее душа болит.
— Почему душа болит?
— Когда вырастешь — узнаешь, — тут он прижал Настю к себе и прошептал. — Нет, лучше бы ты никогда этого не узнала…
— Дед, а ты почему не куришь? — спросила она, вертя пачку сигарет в руках.
— У меня и без курения никакого здоровья не осталось…
— Курить — это вредно?
— Конечно!
— Мама знает об этом?
— Знает…
— Странные вы взрослые, — задумчиво произнесла Настя. — Вы всегда говорите: это делать плохо, а сами делаете. Мама говорит, что материться — плохо, а всегда матерится, когда болтает по телефону. Мама говорит, что на ночь полезно пить молоко, а сама пьет, — она взяла рюмку в руки и понюхала. — Пьет всякую пакость.
— Иди ко мне, я тебя спать уложу, — позвала Оксана из комнаты.
— Спокойной ночи, дед!
* * *— Когда мы просматриваем свое прошлое, мы находим тот роковой момент, когда наша жизнь повернулась в другую сторону, — начала Оксана. — Для меня это был твой развод. Нет, тот момент, когда в моей жизни появилась она.
— Что Наташа тебе сделала? Я не помни ни одного случая, чтобы она хоть раз повысила на тебя голос. Не помню, извини.
— Нет, она этого не делала, но только она умела так унизить меня. Ничего особенного — слегка усмехнуться, совсем незаметно, но от ее усмешки у меня отнимались ноги, и я чувствовала себя неполноценной.
— Я этого никогда не видел.
— Ты был слеп. Она ослепила тебя, а я не могу объяснить слепому о радуге.
— Это твои фантазии.
— Нет. У меня до сих пор комплекс неполноценности. Я перестала любить себя. Считала себя некрасивой, хотя была хороша собой. Она могла сказать: платье неплохое, но… Но значит, что я в этом платье выгляжу как лохудра.
— Ты преувеличиваешь. Она, может быть, была права, часто так бывает — одежда хорошая, но на человеке сидит плохо, — кивнул головой Лавров.
— Папа, я помню все! — воскликнула Оксана, и голос у нее задрожал. — Она делала вид, что меня не существует. Она заходила в комнату, садилась за стол и обводила ровным взглядом: скатерть, вазу с фруктами, меня, супницу…
— Когда она пыталась шутить с тобой, то ты замыкалась или убегала. Когда же она была задумчива — тоже было нехорошо. А что хорошо? Чего бы ты хотела?
— Вообще, бы ничего не хотела. Хотела лишь одного — никогда не видеть ее.