Палпатин прочел отчет, злорадно потирая руки. Все прошло идеально. Столкнувшись при выполнении миссии со своим ожившим мастером, Кеноби тут же отправился вслед за ним, закономерно потянув за собой падавана. Скоро, скоро Избранный погрузится во Тьму, и Республика падет.
Вот только почему у него такие плохие предчувствия?
Дарт Сидиус чихнул, вытирая породистый нос белоснежным платком. Странно… У него грипп?
Ничего, это лечится.
Дарт Сидиус еще не знал, насколько крупно он ошибся.
III. Зараза к заразе
Дарт Сидиус чувствовал себя совершенно отвратительно. В носу свербело, из него текло, и Владыка постоянно промакивал протекающий орган чувств белоснежным платком. Глаза резало, словно в них бросили песка, веки опухли и покраснели. В горле першило, голос сел, разговаривать было крайне неприятно.
Источник всего этого великолепия стоял прямо перед мужчиной, нагло пялясь голубыми глазками.
Дарт Инфлюэнца.
Сидиус злобно скрипнул зубами, в тысячный раз спрашивая себя, почему, ну почему, во имя Силы, он считал, что организовать Падение магистра Кеноби – умная и дельная мысль?..
Оби-Ван был великолепен. Он вел себя изысканно и вежливо, оскорбляя так, что невозможно было придраться, а от выплеснутых на противника помоев несло не тухлятиной, а тонким ароматом лесных трав. Он был грозным бойцом и опытным дипломатом. Он имел прорву связей в самых неожиданных местах. Он стал советником Высшего Совета Ордена в сопливом возрасте, к зависти окружающих… Вполне естественно, что Сидиус был намерен заполучить этот великолепный экземпляр в свою растущую коллекцию Падших!
И воскрешение Джинна решило вопрос с мотивом…
И что же Дарт Сидиус заполучил? Помимо блестящего фасада?
Оби-Ван Кеноби был кошмаром в качестве джедая. Воспитанный диссидентом, он впитал в себя все худшие черты своего мастера, переработав их и применив к себе. Он не кричал и не возмущался, но исполнял порученное ему творчески, тихой сапой делая все так, как считал правильным. Если джедаи думали, что, дав Кеноби должность, смогут его контролировать… Что ж, Сидиусу было приятно осознавать, что они дико ошиблись.
И почему он об этом не подумал? Почему не представил себя на их месте?
Сидиус не знал, что Джинн сказал или сделал – он получил результат. Если раньше магистр Кеноби был настоящим джедаем, твердым в вере и укоренившимся в Свете, то став ситхом, Дарт Инфлюэнца столь же прочно укоренился во Тьме.
Вот только характер его не изменился. Как был подпольным диссидентом, так и остался.
Дарт Инфлюэнца принес своему Владыке чудовищную головную боль и массу проблем. Вместе со своим учеником он носился по Вселенной, исполняя порученное, а в результате Сидиус получал революции, массовые волнения, восстания рабов и прочие радости жизни, причем все это происходило само по себе. С ними постоянно что-то случалось!
Дарт Аллергон находил жалкие формы жизни, Дарт Вейдер подбирал дроидов, его путь был усеян запчастями и обломками, а Дарт Инфлюэнца заводил отвратительные знакомства даже там, где разумной жизни не было по определению. Хуже того, он считал, что ведет себя так, как приличествует истинному ситху.
Он напивался, шлялся по борделям и спальням сенаторов, запускал сплетни и компромат на политиков, нянчил ученика, взращивая в нем привязанности, цветущие и колосящиеся махровым цветом, постоянно норовил всучить окружающим подобранных его мастером бродячих животных, тонко издевался над всеми вокруг и, что самое страшное, регулярно отчитывался о своих похождениях.
В общем, был самым настоящим ползучим бедствием, от которого нет спасения.
– Таким образом, – продолжил свою гладкую речь Кеноби, небрежным жестом откидывая назад волосы, прикрывая засос на шее и следы помады на воротнике, – сенатор Муури позволила нам…
В груди зачесалось. Палпатин вздрогнул, пытаясь совладать с идущим вразнос организмом. Кеноби замолчал, изящно изогнув бровь.
Сидиус чихнул и хлюпнул носом.
В глазах стоящего напротив мужчины зажегся маньячный огонек.
– Владыка… – вкрадчиво прошептал Инфлюэнца, делая шаг вперед. – Вы заболели?
Дуку, Джинн и Скайуокер, тихо сидевшие у стены и слушавшие отчет товарища, тут же встали по бокам и уставились на внезапно занервничавшего Палпатина с нехорошим интересом.
– Простуда, – попытался небрежно отмахнуться канцлер, но было поздно. Дуку нахмурился, грозно сведя брови.