Но когда ты увидел, что за эту самую красивую «революционную войну» — и Троцкий, и Бухарин, и Радек, и Крестинский, и Иоффе, и вся их мелкобуржуазная свора так называемых «левых» коммунистов и что они, надрывая голосовые связки за нее, готовы сдать немцам Петроград и Москву, чтобы «держать весь мир в напряжении», ты пришел в негодование, поняв всю предательскую сущность их предложения.
О «позоре» Бреста вместе с Троцким до сих пор истерически кричат и меньшевик Мартов, и эсер-максималист Ривкин, и левые эсеры Камков и Спиридонова, и правый эсер Лихач.
Да как объяснить все это вчерашним царским офицерам?
— Иванов вам не солгал, — сказал Куйбышев. — Но и правды не сказал. Он просто извратил факты. На съезде большевиков я в самом деле высказался за «революционную войну»: я выполнял наказ своей партийной организации. Это было ужасное заблуждение моих товарищей. И мое. Мы не поняли тогда всей глубины стратегического замысла Ленина, замысла, рассчитанного на то, чтобы выиграть время и собраться с силами, создать крепкую армию, чем мы и занимаемся сейчас. Мы поддались на провокацию некоторых псевдореволюционеров, мелкобуржуазных авантюристов, которые, как я теперь начинаю понимать, намеревались сознательно спровоцировать нашу слабую, неокрепшую Республику на войну с вооруженной до зубов Германией. Убийство германского посла графа Мирбаха — преступная провокация эсеров. Нам не дают собраться с силами, просто не дают... У меня есть один знакомый. Профессор астрономии Павел Карлович Штернберг. Из Московского университета.
— Я о нем слышал, — сказал Толстой.
— Так вот. Павел Карлович — старый большевик. Во время Декабрьского восстания 1905 года в Москве он входил в Военно-техническое бюро. А несколько дней назад участвовал в разгроме эсеровского мятежа в Москве.
— Вот так штука! — изумился Толстой.
— Когда я был в нарымской ссылке, Павел Карлович как-то сказал мне: «К счастью, во главе нашей партии стоит человек, наделенный необыкновенным даром политического предвидения: Ленин». И это так. Хочу посоветовать от себя: верьте Ленину! Как верю ему я. Ну а Брестский мир в числе других ленинцев подписывал один мой давний знакомый, которому я также беззаветно верю, — Григорий Иванович Петровский.
— Народный комиссар внутренних дел?
— Он самый, Когда мы с ним впервые увиделись, он был депутатом Государственной думы.
— Я начинаю понимать то, чего не понимал раньше: вы, большевики, накрепко связаны многолетними узами, знаете друг друга, следите за деятельностью друг друга, подправляете друг друга, — сказал Толстой. — Вы — организованная сила. А мы такой силой никогда не были. Только воображали себя ею. Нам казалось: дворянство — самостоятельная от царя организация.
Куйбышев увидел, как просветлели их лица.
— Вот теперь мы все поняли, — сказал один из них. — Первому же, кто будет охаивать Брестский мир, влеплю пулю в лоб.
Они откланялись, а он ходил по комнате, курил и все не мог успокоиться. Что за всем этим кроется? Иванов решил зачем-то прощупать офицеров. Может быть, привлечь на свою сторону?
На другой день утром разведчики донесли: Иванов — в заговоре с другими эсеровскими вожаками, готовит мятеж. Оснований не верить не было. Нужно немедленно арестовать Иванова! Правда, без санкции Тухачевского этого сделать нельзя.
Он поспешно выехал в Инзу, где находился штаб Тухачевского. Выслушав сообщение, Тухачевский заволновался:
— Возвращайтесь в Симбирск! Иванова арестовать немедленно! Вот приказ... Впрочем, едем вместе.
До Симбирска-Первого ехали вместе. На этой станции стоял бронепоезд.
— Ну вот и прекрасно, — сказал Тухачевский. — Я сойду здесь. В случае чего, дайте знать: пригоню бронепоезд...
Они попрощались, даже не заподозрив, что бронепоезд уже захвачен мятежниками, что комиссар бронепоезда арестован, его экипаж подменен людьми Муравьева.
Дальше Куйбышев решил ехать не в вагоне Военного совета, а на паровозе, с машинистом. Почему он так поступил? И сам не смог бы объяснить. Какое-то внутреннее чутье подсказывало ему: будь начеку! Неизвестно, что происходит в самом Симбирске...
Разумеется, он пока не знал, что заговор Клима Иванова — всего лишь часть более крупного заговора, подготовленного Муравьевым, — заговора против Советской республики, — и того, что еще вчера глубокой ночью, втайне от членов Реввоенсовета фронта, Муравьев погрузил на пароходы шестьсот своих «приверженцев», вооруженных с ног до головы, и отплыл из Казани в Симбирск. Эти «приверженцы» плохо понимали, куда их везут и зачем. А именно такие и нужны были сейчас для выполнения авантюрного плана. «Особо надежный» отряд состоял из татар, вотяков, черемисов и китайцев, почти не говоривших по-русски. Им объяснили, что они должны захватить Симбирск, где якобы обосновались контрреволюционеры. Командующему фронтом верили.