...Поезд подошел к станции. Куйбышева удивило то, что перрон оцеплен войсками. Как только поезд остановился, вооруженные люди кинулись к вагону Военного совета.
«Мятеж!.. Ищут меня!.. Куйбышев нырнул под вагон, вышел с другой стороны и растворился в темноте.
Симбирский губисполком обычно заседал в здании кадетского корпуса. Куйбышев направился было туда, но издали заметил, что здание оцеплено. Оставалось одно: незаметно пробраться в Троицкую гостиницу, где квартировали члены Самарского ревкома и кое-кто из Военного совета армии. Как он и предполагал, гостиница была окружена мятежниками. Он незаметно прошел двором, влез в открытое окно нижнего этажа.
Свой ревком нашел в номере Галактионова. На первом же этаже.
— Что здесь происходит?
Галактионов был хмур, молча протянул Куйбышеву какую-то бумажку.
— Что это?
— Воззвание Муравьева к населению. Думаю, успел расклеить на всех заборах и тумбах. Читай!
Куйбышев читал, и лицо наливалось гневом: «Всем рабочим, солдатам, казакам, матросам и анархистам! Сборная по всем городам из Симбирска. Всех моих друзей и боевых сподвижников наших славных походов и битв на Украине и на юге России ввиду объявления войны Германии призываю под свои знамена для кровавой и последней борьбы с авангардом мирового империализма — Германией. Долой позорный Брестский мир! Да здравствует всеобщее восстание!»
Это был открытый мятеж. В поддержку эсеровского мятежа в Москве, в поддержку левоэсеровского Центрального Комитета, принявшего секретное постановление: «В самый короткий срок положить конец так называемой передышке, создавшейся благодаря ратификации большевистским правительством Брестского мира».
Муравьев предлагал образовать «Поволжскую республику» во главе с эсерами Камковым, Спиридоновой и Карелиным, немедленно заключить перемирие с белочехами, прекратить гражданскую войну и начать наступление против Германии.
— В Москву успели сообщить?
— Успели. И в штаб фронта — тоже. Вызывали Тухачевского, но его не оказалось в Инзе. Сказали: выехал в Симбирск.
— Он на Симбирске-Первом.
— Его срочно вызвал на свою штаб-яхту Муравьев. Москва отозвалась быстро. Железнодорожники-телеграфисты несколько минут назад принесли ответную телеграмму от Ленина. Вот она!
Куйбышев пробежал глазами текст телеграммы: «...Бывший главнокомандующий на Чехословацком фронте левый эсер Муравьев объявляется изменником и врагом народа. Всякий честный гражданин обязан его застрелить на месте...»
— А где Муравьев сейчас?
— У нас над головой. На верхнем этаже!
— Здесь?!
— Да! Формирует правительство «Поволжской республики».
— Так почему вы не убили его до сих пор?!
Он схватился за кобуру маузера, но Галактионов отвел его руку.
— Я считал тебя хладнокровнее. Хочешь, чтоб они тебя самого пристрелили? Муравьев ведет переговоры с Симбирским губисполкомом, пытается перетянуть его на свою сторону. Он ведь понимает: без поддержки представителей Советской власти мятеж обречен на провал. Верят Советам, а не ему.
Первый порыв прошел, Куйбышев остыл, задумался. Усмехнулся.
— Живым Муравьев от нас все равно не уйдет, — наконец произнес он. — Ты, Алексей Петрович, прав, как всегда. Горячность все может испортить. Надо связаться с губисполкомом, с его председателем Варейкисом. Пусть затянут переговоры с мятежниками, а мы тем временем пошлем в войска своих агитаторов из политотдела армии. Нужно отпечатать листовки, разоблачающие изменников... Спасти Тухачевского! Ему грозит смерть...
Куйбышев действовал смело, решительно. Послал к пристаням взвод красногвардейцев и команду пулеметчиков с приказом захватить штаб-яхту Муравьева «Межень», куда, возможно, уже прибыл Тухачевский и где его конечно же схватили и упрятали в трюм.
Вскоре в номер гостиницы прибыл связной от взвода: команда штаб-яхты никакого сопротивления не оказала.
Обыскали трюм, каюты — Тухачевского нигде нет.