Куйбышеву все еще не верится: неужели пробил час?.. Не помешает ли продуманному наступлению какая-нибудь неожиданность? Что-нибудь из ряда вон выходящее?.. Расплох чреват последствиями.
Дожди, проклятые дожди... Ни пройти, ни проехать... К прямому проводу вызывает Алексей Галактионов. Куйбышев читает ленту, кусает губы, морщится: «Грязь непролазная, поэтому трудно передвигать артиллерию, лошади выбиваются из сил... Нужного количества подвод для пехоты не имеется, люди должны пешком пройти 20 верст и затем, измученные, вступить в бой». Грязь, дождь... Совсем раскис Алексей Петрович, потомственный самарский пролетарий. Ведь освобождать-то идем Самару! Испугался трудностей. Дождя, грязи испугался. Вот тюрем царских, сибирской ссылки не боялся. А как избивали его озверевшие обыватели на Троицком базаре, когда в Самару ворвались белочехи!.. Едва вырвался.
А дождь льет и льет, пузырятся лужи. Может быть, прикажете отложить наступление до ясных дней? Дрожа от гнева, Куйбышев диктует телеграфисту:
— Аргументы малоубедительны. Грязь будет вплоть до зимы, откладывать до этого времени операцию невозможно. К тому же к противнику подходят подкрепления. Скоро будет поздно. Необходимо использовать всевозможные комбинации: где смелым налетом в тыл неприятеля, где переброской войск на автомобилях, а где ударить в лоб. В этом и состоит умение командовать и проявлять инициативу...
Он представляет бледное, с запавшими от бессонницы глазами лицо Галактионова, его большие, перепачканные глиной руки; вспоминает о том, как после возвращения из ссылки его, Куйбышева, несмотря на сопротивление меньшевиков и эсеров, избрали председателем президиума Совета, а Галактионова — заместителем. Хорошо им работалось вместе. Иногда, засидевшись в Совете до глубокой ночи, отодвигали кипы бумаг, глядели на свои руки с еще не зажившими рубцами от кандалов и вдруг начинали беспричинно хохотать. На трубочном заводе Галактионов работал слесарем-электромонтером. Пытался обучить Валериана своему ремеслу, да не успел: арестовали. А как смело выступал на митинге перед рабочими, когда генерал Зыбин приказал солдатам в него стрелять. Галактионов не испугался. Разодрал на себе рубаху, крикнул Зыбину:
— Не сердись, генерал, печенку испортишь!
Алеша, Алеша, не бойся дождя и грязи. Не бойся... Вот Чапаев ее не боится. Чапаев — командир Николаевской дивизии. В Заволжье о нем рассказывают всякие чудеса: здесь он хозяин, белые трепещут при одном упоминании его имени. Храбрейший из храбрых. В мировую войну был награжден Георгиевскими крестами всех степеней.
Как будто был такой случай. Чапаев остановил беженку, казачку, спросил:
— Почему бежите?
— Господь спаситель ниспослал на нас антихриста, волжского разбойника Чапаева. Конь его дышит огнем, а сам он — с крыльями и длинным хвостом.
Чапаев усмехнулся, потрогал собственные плечи — крыльев нет!
— Чудачка! А я и есть Чапаев, а вот и мой конь. Как видишь, никакого огня у моего коня нет. Нет у меня ни крыльев, ни хвоста...
Беда Чапаева — горячность: критикует вышестоящие штабы за их приверженность к методам позиционной войны, требует смелого маневра, и это кое-кому из штабников не нравится. Рука Троцкого дотянулась и до Чапаева: Троцкий обвинил Василия Ивановича в партизанских замашках, возбудил против него судебное дело. Куйбышеву пришлось вмешаться. Судебное дело закрыли.
Объезжая войска, Валериан Владимирович завернул и в дивизию Чапаева. Дивизия только что нанесла белочехам крупное поражение под Орловкой и Ливенкой, отбросив их на Брыковку. Против Чапаева действовали шесть тысяч чехословаков и свыше трех тысяч белогвардейцев при тридцати трех орудиях. А у Василия Ивановича было всего семь тысяч солдат при девятнадцати орудиях. Огромная победа! А Чапаев сидел за столом, обхватив голову руками, и жалобно напевал «Сижу за решеткой».
— Почему грустите? Радоваться надо.
Не поворачивая головы в сторону Куйбышева, Василий Иванович сказал:
— А чему радоваться? Снарядов нет. Продовольствия, фуража нет. Обмундирования нет. Чудотворец нужен.
— Какой еще чудотворец?
— Ну тот, что «По моему велению, по моему хотению»... боеприпасы, продовольствие и прочее, что положено солдату...
— Так я и есть тот, кто вам нужен: привез снаряды, патроны, продовольствие, обмундирование и махорку!
Чапаев вскочил с лавки. Свел брови, лицо стало строгим, и вся молодцеватая осанка его выражала эту строгость.
— С кем имею честь?!..
— Куйбышев.
— Ой! Неужто? Наш комиссар... Петя, чаю! Радость-то какая! Милости прошу к столу, Валериан Владимирович...
Фронт 4‑й армии растянут. Но весь он умещается в голове Куйбышева. Еще никогда он так не был сосредоточен. Он без устали подбирает комиссаров в каждую часть. Шлет телеграмму-приказ всем комиссарам армии: «От политических комиссаров требую приложения всех усилий к созданию аппарата снабжения, действующего с точностью машины, а это возможно лишь при строгом исполнении приказов, регулирующих снабжение, при искоренении хаоса, халатности и разгильдяйства, столь свойственного нам».