— У самих специалистов спросите. Ну хотя бы у Толстого, который с Карбышевым укрепляет Самару.
— Оба они чрезвычайно талантливые инженеры, так я полагаю. Я рад, что встретил здесь именно вас.
— На самарский пролетариат можете рассчитывать — для армии сделаем все...
В Самаре они были главными лицами: Куйбышев как председатель горсовета и губкома, Фрунзе — командующий 4‑й армией.
4-я армия должна была оборонять огромный участок фронта, прикрывающий всю Среднюю Волгу. Штаб армии теперь в Самаре.
...На глазах у Куйбышева Фрунзе за короткий срок преобразил войска, привил им качества регулярной армии. Оставалось только изумляться: военного образования он не имел, никогда не приходилось командовать.
Появилось ощущение прочности жизни. Председатель губкома и горсовета Куйбышев всячески старался помочь Фрунзе, считая укрепление армии и своей задачей.
Наблюдая за Фрунзе, Валериан Владимирович постепенно сформулировал для себя истину, о которой давно подозревал и которой сам всегда следовал: свобода воли — это не своеволие, а строжайший учет возможностей, умение, опираясь на этот учет, подчинять себе обстоятельства. Это умеет Фрунзе. Стоило ему появиться в Самаре — и все завертелось вокруг него, вокруг его страстного желания сделать армию сильной, и в эту орбиту включен и председатель губкома, и горсовет, и десятки других советских организаций. Фрунзе всегда предельно спокоен, каждое его распоряжение рождается из необходимости, и даже как-то не приходит в голову, что этот скромный с виду, даже тихий человек и есть то ядро, тот центр, вокруг которого все вращается. Как это все определить? Что он знает такое, чего не знает Куйбышев? Откуда столь уверенное поведение?
Он догадался: Михаил Васильевич хорошо знает и трезво учитывает независимые от людей законы! Да, да, нужно беспрестанно постигать эти независимые от человека законы. Тогда не будет своеволия. Всякое своеволие в конечном итоге ведет к краху. И только знание законов, которые нельзя обойти и объехать, но все же можно поставить себе на службу, делает тебя внутренне свободным. Фрунзе постиг науку выбирать и принимать решения, безошибочно разгадывать предел дозволенного самим временем. Тут сердцевина его личности. Это своеобразный талант, и с ним, наверное, нужно родиться, чтобы потом при удачном стечении обстоятельств развивать его...
Так понимал Михаила Васильевича Фрунзе Куйбышев. Но что происходит с Андреем Бубновым? Он продолжает поддерживать так называемую «военную оппозицию» и вместе с Пятаковым насаждает на Украине партизанщину, игнорирует военных специалистов.
Недавно Валериан Владимирович был в Москве, на съезде партии. Снова увидел Ильича. Ленин был бодр, энергичен, и не верилось, что всего лишь несколько месяцев назад, после покушения на него Каплан, речь шла о его жизни и смерти. В него стреляли отравленными пулями.
На съезде скрытые враги партии пытались стрелять в него отравленными фразами — ультрареволюционными, очень воинственными.
В поведении вождя, как заметил Куйбышев, появилось нечто новое. Если раньше, реагируя на ту или иную реплику, Ильич старался убедить оппонента, развенчать заблуждение силой своей непреклонной логики, то теперь он, по-видимому, хорошо понимал, что те же Сапронов и Осинский, отрицая руководящую роль партии в Советском государстве, и не заблуждаются вовсе, а хотели бы свести эту руководящую роль к нулю, чтоб их ничтожная группка могла обделывать свои политические махинации, направленные на развал государства, с целью захвата власти; теперь Ленин не стремился даже убедить их, понимая, что имеет дело с врагами, замаскировавшимися псевдореволюционной фразой. Он разил наотмашь, прямо называя вещи своими именами: Сапронов и Осинский сколотили враждебную партии мелкобуржуазную оппортунистическую группку, и эта группка не имеет права на существование в недрах партии. Бухарин и Пятаков, отрицающие право наций на самоопределение, наносят вред не только Советской власти, но и международному влиянию Советской страны.
С глубочайшей иронией и ледяным спокойствием Ленин развенчивал теорию «чистого империализма» спаровавшихся Бухарина и Пятакова, показав всю их теоретическую несостоятельность, их умственное убожество.
Голос вождя сделался суровым и негодующим, когда он заговорил о положении на фронтах. Он говорил о героических действиях 10‑й армии, обороняющей Царицын. Красноармейцы дрались как львы. Но руководители обороны из «военной оппозиции», игнорирующие военных специалистов и насаждающие партизанщину, нанесли колоссальный урон обороне: под Царицыном полегло шестьдесят тысяч наших бойцов! Велики потери и в технике.