Выбрать главу

Разумнее всего передать ее в состав Юго-Восточного фронта, у которого достаточно резервов....

Вошел Киров. Он был какой-то сникший, вялый, с пепельно-серым лицом.

— Что случилось, Сергей Миронович?

— Погиб Чапаев... и весь его штаб!..

7

Отряд медленно продвигался в глубь пустыни. Каракумы дымились. Песчаный ураган набирал силу, пригибал низко к земле кусты песчаной акации. Вскоре вокруг ничего нельзя было разглядеть.

Они шли от Казанджика уже трое суток, сперва по твердому, как железо, такыру, потом по песку, а до Красноводска было так же далеко, как и в самом начале пути. По дороге туда были две крупные железнодорожные станции: Айдин и Джебел. Штаб дивизии генерала Литвинова находился на станции Айдин, резервы — на станции Джебел, почти под Красноводском.

Песчаная буря все закручивала и закручивала вихри, сбивала с ног и людей и лошадей. Стрелка компаса металась из стороны в сторону, словно взбесилась. Только бы не заблудиться среди высоченных барханов! Отряд идет на верблюдах, на лошадях и просто так, пешком. Увязают сапоги в песке, ноют натруженные ноги. Кончается вода в бочонках-челеках, прикрученных к верблюжьим седлам.

Конь члена Реввоенсовета Туркестанского фронта Куйбышева едва плетется. Клубится, взрывается по сторонам серый песок, смешанный со снегом. Каракумы... Жесткие снопы эркек-селина. Эркек по-туркменски значит «мужчина». Странное название для растения. Впрочем, чтобы выжить, выстоять в этих безводных песках, нужно быть мужчиной.

Нет конца-краю пустыне. Куйбышев вспоминает, как все случилось с его назначением. Сначала назначили членом комиссии по делам Туркестана. Этим делом занимался Центральный Комитет партии. Ильич сам подбирал каждую кандидатуру, так как придавал комиссии исключительное значение. В Туркестане была сложная обстановка. Турккомиссия, куда вошли кроме Куйбышева и Фрунзе также давние знакомые Валериана Владимировича Голощекин и Элиава и другие товарищи, была наделена полномочиями не только государственного, но и партийного характера.

В Ташкент Куйбышев приехал месяц назад и сразу же с головой ушел в своеобразную работу, которую Ильич определил как «установление правильных отношений с народами Туркестана».

На первых же порах возник вопрос: на кого здесь можно опереться? Не на кого. Местные партийные организации, как ему казалось, разъедает ничем не прикрытый национализм. Но, побывав в Самарканде, убедился, что все не так безнадежно, есть в Туркестане здоровые силы. Есть подлинные большевики-ленинцы.

И все-таки Куйбышев не мог отделаться от мысли, что, пока белые поблизости, судьба Туркестана весьма неопределенна. Противник укрепился в Кизыл-Арвате, Семиречье, Фергане. В центре республики находились эмирская Бухара и Хивинское ханство, где обосновались англичане. Все фронты предстояло ликвидировать. И эту непосильную задачу возложили на тридцатидвухлетнего Куйбышева, сделав его членом Реввоенсовета Туркестанского фронта. Он должен организовать от Тянь-Шаня и Памира до Каспия вооруженные силы, которые весьма малочисленны и разрозненны.

Решил начать с ликвидации партизанщины, с дисциплины. Нужно добиться единого управления в армии, раскиданной по всем фронтам! И в это же время необходимо в самые короткие сроки очистить Закаспий от белых.

Как жаль, что рядом нет многоопытного, мудрого Фрунзе. Он там, в уральских степях, добивает Белова и Толстова.

Из далекого Мерва Куйбышев сообщил в Ташкент Элиаве: «Фронт в том положении, в котором он сейчас находится, — нелепость, требует колоссальных затрат и особенно топлива... Через неделю операции будут невозможны ввиду дождей... Необходимо напрячь все силы, пренебречь другими интересами и все кинуть сюда немедленно, особенно топливо и денежные знаки старого образца... Жду от тебя и штаба Турквойск проявления крайней энергии в помощи Закаспийскому фронту...»

Шуршал, свистел летучий песок, завивался в воронки, поднимался столбами до неба, залеплял глаза, хрустел на зубах. Он был повсюду, песок.

Колонна многотысячного отряда растянулась на десятки верст, петляла, огибая сыпучие холмы с острыми гранями. Языки подвижного песка сползали по склонам барханов, обрушивались на людей, лошадей и верблюдов. Верблюды ревели, не хотели идти. Это были одногорбые бухарские верблюды, голенькие, словно ощипанные цыплята. Они мерзли, ноги у них стерлись, кровоточили.

Барханные массивы уходили во все стороны, заполняли собой горизонт, и когда разведчики поднимались на вершину такого массива, то они не видели впереди ничего, кроме все тех же серых барханов и сноповидных кустов эркек-селина.