Но вот к Валериану Владимировичу пришли партийцы Тюракулов, Атабаев, Рахимбаев, Икрамов и заявили, что не согласны с Рыскуловым, который собирается выступить на конференции со своей националистической платформой.
— Он хочет, чтобы наша коммунистическая партия состояла только из коммунистов местных национальностей. Ее, мол, нужно очистить от русских, — сказал Тюракулов, и широкое лицо его дышало гневом. — Какой же он марксист после этого? Мы доверили ему Мусбюро... А он распорядился принимать в партию всех мусульман без учета их классовой принадлежности. Растворить нас, большевиков, хочет в баях, беках и манапах.
Куйбышев встревожился не на шутку. С Рыскуловым у него были добрые отношения, он сразу же пригласил Турара к себе. И не узнал его. Обычно спокойный, выдержанный Рыскулов сразу же начал с крика:
— До каких пор мы будем терпеть у себя в Туркестане ваш великорусский шовинизм?!
— Я вас не совсем понимаю. Что вы имеете в виду?
— Кто у нас был Председателем Туркестанского ЦИК? Казаков. Русский. Что он говорил? Он говорил: «Доверять мусульманам винтовки нельзя — все они басмачи». Вот что говорил.
Валериан Владимирович пожал плечами:
— Ну это вопрос решенный. Казаков отстранен. За что? За извращение нашей национальной политики. Да вы это и без меня прекрасно знаете. Лично я считаю великодержавный шовинизм величайшим злом и не пожалею сил на искоренение его.
Рыскулов немного успокоился. Но кожа на его скулах была натянута, глаза сверкали.
— На конференции я буду ставить вопрос о привлечении в ряды Красной Армии трудящихся коренных национальностей Туркестана, — продолжал Куйбышев. — Нужно создать национальные формирования, готовить командиров и политработников. Так что мусульманин получит оружие.
Резко качнувшись на стуле, Рыскулов снова заговорил на повышенных тонах:
— Все это ничего не даст! Вы, русские, боитесь вооруженного мусульманина, а если даже вы будете агитировать на конференции за то, что обещаете, остальные вас не поддержат. Не поверят.
Он возбуждался все больше и больше, Валериану Владимировичу даже стало казаться, будто Турар или нездоров, или накурился гашиша. Но он был абсолютно здоров, а наркотики никогда не употреблял. Он твердо знал, чего хочет.
— Во-первых, нужно создать самостоятельную мусульманскую армию, где не было бы ни одного русского...
— Ну в этом отношении эмир бухарский выглядит меньшим националистом: у него в армии полно русских белогвардейцев.
— Пока в нашей армии будет хоть один русский, я не смогу привлечь на сторону революции угнетенные народы Востока. Нужно создать особую коммунистическую партию тюркских народов, в ней тоже не должно быть ни русских, ни венгров, ни других. В республике, я считаю, всеми делами должны управлять чистые мусульмане.
— А не кажется ли вам, что все это очень далеко от марксистского интернационализма?
— А зачем он, если не приносит пользы?
— Ну положим, марксистский интернационализм всегда полезен. Объясните, пожалуйста, кого нужно считать чистыми мусульманами?
— Всех мусульман.
— Всех, кто исповедует ислам?
Рыскулов, опасаясь ловушки, молчал. Помолчал и Куйбышев. Ему не хотелось обострять отношения с Рыскуловым. Но этот человек был заражен панисламизмом и пантюркизмом, а это может привести к тяжелым последствиям.
Кто он? Друг? Враг? Заблуждающийся?
— Я хотел бы, товарищ Турар, сказать вам сегодня то, о чем не буду говорить на конференции, — произнес Куйбышев негромко. — Если мои слова покажутся резкими, не обижайтесь: среди большевиков принято говорить правду в глаза, какой бы горькой она ни была. Я не могу и не хочу принимать всерьез то, что вы здесь сказали. Людям свойственно заблуждаться. Как известно, новая истина больше всего страдает от старых ошибок. Истина, по словам одного древнего мудреца, не подобна цветам, которые легко срываются по пути, она — далекая цель трудного пути. Тысячи путей ведут к заблуждению, к истине — только один.
— Так укажите мне этот путь, если считаете, что я ошибаюсь! Я за Советскую власть, но без русских, потому что они не могут избавиться от своего великодержавного лицемерия.