— О старости почитаю с удовольствием, — сказал, нехотя улыбаясь, Фрунзе. — Можно ведь и не дожить до нее, а узнать, что это такое, хочется. — Полистал. томик, прочитал вслух: — «Так же, как борзый конь после многих побед олимпийских, бременем лет отягчен, предается ныне покою...» Кстати, о борзом коне. Вы знаете моего англо-араба? Мне его подарил Василий Иванович Чапаев. Возьмите чапаевского любимца — теперь он ваш. И не возражайте!
Куйбышев сделал протестующий жест:
— Но... Никогда! У меня есть добрый конь.
— Знаете, что говорил Василий Иванович, передавая своего красавца: «Он мне вроде дитяти малого. Сберечь хочется. А как его сбережешь, если себя не бережешь? У вас-то он целее будет. Богом прошу, не отказывайтесь». Вот и я богом прошу — возьмите! Не везти же мне его в Москву, а потом на новый фронт? Он навоевался, хватит...
И была странная непривычная мягкая ласковость в словах Михаила Васильевича.
Они поднялись, прошли в конюшню. Конь повел на них фиолетовым глазом. Михаил Васильевич прислонился щекой к его мягким губам, постоял так немного, потрепал по холке, потом дал кусочек сахару.
— Вот твой новый хозяин, — сказал он негромко, указывая на Куйбышева, будто конь в самом деле мог понять его. — Служи ему так же, как служил Василию Ивановичу и мне...
Когда уходили, конь тоненько и печально заржал. Но Фрунзе не обернулся. Валериан Владимирович почувствовал, как у него перехватило горло.
Уехал Фрунзе. Уехал Фурманов. Словно распалась какая-то связь. Не то чтобы Валериан Владимирович чувствовал себя в глухом одиночестве, нет. Те, кого он знал близко и успел узнать здесь, уезжали на новый фронт. А он оставался без их духовной поддержки в необычной роли дипломата.
Он думал о своем младшем брате Николае. Где Коля сейчас? Еще в восемнадцатом добровольно вступил в Красную Армию, командовал бригадой, дивизией, освобождал Орел, Курск, Донбасс. Разгромил и уничтожил десант врангелевского ставленника Назарова, который пытался поднять восстание на Дону.
Конечно, Валериан Владимирович не может знать, что скоро, очень скоро, всего через месяц, его брат Николай поступит в распоряжение командующего Южным фронтом Фрунзе и 9‑я стрелковая дивизия Николая Куйбышева в боях с Врангелем покроет себя неувядаемой славой. Особенно беззаветно будет драться 77‑й полк этой дивизии: он весь поляжет в неравном бою, но не отступит. О Николае и его героической дивизии Валериан Владимирович узнает из газет, из печатного выступления Фрунзе: «Рабоче-крестьянская Россия может гордиться такими своими защитниками; пока в рядах Красной Армии будут такие геройские полки, как 77‑й, легший костьми на поле брани, но ни пяди не уступивший врагу, — она будет непобедима».
Так братья Куйбышевы навсегда вошли в биографию Фрунзе, а он вошел в их биографии.
Где сейчас Дмитрий Фурманов, с которым Валериан Владимирович хоть и редко общался, но успел оценить как незаурядного человека с глубоким, серьезным и героическим отношением к жизни? Он тоже на фронте, на Таманском полуострове.
Война не затухает. Будут жертвы, и, возможно, немалые. Но что-то изменилось в мире.
Валериан Владимирович осознавал важность своей миссии в Бухаре. Он с головой ушел в разработку договора, регулирующего отношения между РСФСР и Бухарской Народной Советской Республикой. Чем больше вдумывался он в смысл происходящих событий, тем необыкновеннее они ему казались. Что такое Бухарская Народная Советская Республика? Почему народная, а не социалистическая?
Во всем следует разобраться. Надо понять, взвесить... Без этого нельзя правильно определить линию поведения. Бухарская революция — явление необычное в деятельности Коминтерна, у нее нет примера в истории.
Психическое напряжение не ослабевало и оттого, что бежавший эмир не угомонился: создал в Восточной Бухаре армию, командование которой поручил басмачу Ибрагим-беку. Готовились к походу на Советскую Бухару и курбаши Курширмат, Муэтдин, Исраил. Национальных кадров не хватало. Плохо было с продовольствием. Внутри самой Бухары зреет заговор мулл, баев и притаившихся беков.
Самостоятельное государство... Казалось бы, какое дело полпреду другой страны, пусть даже дружественной, до всех этих трудноразрешимых вопросов? Разве он обязан думать о хозяйстве или военных делах этой страны? Он дипломат, лицо, уполномоченное своим правительством для переговоров и дипломатических отношений с представителями других государств. Он не советник, а полпред.
Куйбышев перелистывал старые книги по истории дипломатии. Новых просто еще не существовало в природе. Советская дипломатия только рождалась, и она резко отличалась от дипломатии буржуазных стран. История прежних дипломатий изобиловала описанием всякого рода пустячков. Собственно, в книгах слово «дипломатия» означало не внешнюю политику или международное право, а искусство ведения переговоров. Тут же приводились образцы искусства. Вильгельм II якобы изобрел формулу: «Бестактность — признак мужества». Бельгийскому королю канцлер заявил без обиняков: «Я не могу уважать монарха, который чувствует себя ответственным перед депутатами и министрами, вместо того чтобы отвечать только перед господом на небесах. Тот, кто в случае европейской войны не будет со мной, тот будет против меня». Коротко и ясно. Сколько амбиции! А где сейчас Вильтельм II? Вилли и Никки сыграли свою партию. Оба на свалке истории.