Он ждал назначения и теперь был по-настоящему горд и счастлив. Вот дело, требующее всей жизни! Он оправдает доверие Ильича. Но, чтобы оправдать доверие, нужно целиком сосредоточиться на проблеме. Написал в ЦК: «Постановлением Совнаркома от 21 декабря 1921 года на Главэлектро возложены чрезвычайной важности обязанности по проведению в жизнь плана электрификации России... Эти обязанности столь велики, что должны поглотить все внимание и все силы лица, взявшегося за это дело. Между тем на мне лежат обязанности члена Президиума ВСНХ, члена Президиума ВЦСПС и целого ряда комиссий, связанных с этими должностями, перечислять которые было бы очень длинно... Нет надобности доказывать чрезвычайную важность работы по осуществлению плана электрификации России. Без преувеличения можно сказать, что выход из современного трудного положения Республики находится в прямой зависимости от наших усилий в области электрификации. Для этой колоссальной работы не грех посвятить специального работника, пользующегося доверием партии, освободив его от других обязанностей.
Если партия доверит мне это дело, я буду счастлив сосредоточить свою энергию на работе по поднятию электропромышленности, по строительству станций, предусмотренных планом СНК от 21 декабря, и по использованию действующих станций для подъема хозяйства страны. Но для этого я должен заняться специально этим делом, чего я не мог сделать до настоящего времени».
Через несколько дней заявление рассматривалось на заседании Политбюро ЦК. Постановили: «Оставить т. Куйбышева в Президиуме ВСНХ и ВЦСПС, предложив Бюро фракции ВЦСПС не возлагать на него никаких специальных обязанностей».
Вот он, электрический фронт! С чего начать? Конечно же прежде всего надо обеспечить бесперебойную работу электростанций Москвы и Петрограда. Он выехал в Петроград. Как давно здесь не был... Всегда грустно встречаться с давно покинутыми местами, если ты даже приехал сюда в служебную командировку. Стеклянные ночи Петрограда... Песчаный карьер, где когда-то Куйбышев возил песок, обрушился, опустел, как будто и не было его. А вот скамейка, на которой он спал, когда негде было преклонить голову... Уцелела. Не сожгли. Тогда приходилось опасаться каждого дворника, каждого городового. В угрюмых, будто нахохлившихся домах ему не было места. Он существовал вне закона. Обертывал зябнущие ноги газетами, под поношенный пиджак тоже подкладывал «Биржевые ведомости». Все было по-другому. Только чувство голода все такое же: оттуда, из юности, пришел одуряющий запах свежеиспеченных румяных французских булочек. Тогда было острое ощущение собственной ненужности... Жив ли добрейший Максим Спиридонович, тот самый, что устроил чернорабочим в песчаный карьер? Нет, дом пустует, окна заколочены.
Куйбышев отправился на Петроградскую электростанцию. И ахнул: оборудование изношено до предела, резервов нет, топливо идет в топки прямо с колес. Все держится на какой-то ниточке, на случайности. Записал: «Всякого, кто заглянет в будущее, кто не может жить сегодняшним днем, должно привести в жуть сознание, что каждую минуту все снабжение электроэнергией Петрограда и Москвы может полететь в тартарары, ибо вся работа держится на совершенно изношенном, пришедшем в негодность оборудовании».
Как всегда, ему приходится начинать с нуля, а то и с некой иррациональной величины. Он даже не подозревал, что дела обстоят так плохо.
Заводы-гиганты электротехнической промышленности — бывший Эриксон и бывший Гейслер замерли, застыли до лучших времен.
Опираясь уже на приобретенный опыт управления, он смело поставил на хозрасчет предприятия электропромышленности, и это сразу же дало благие плоды; привлек лучших специалистов-энергетиков; занялся лабораториями, электротехническим институтом. У него была целая программа. Радиопромышленность, радиотехника — все надо охватить. А главное — строительство новых электростанций: Волховской, Шатурской, Каширской, Кизиловской... Их нужно построить тридцать...
Он увлечен, он наконец, как ему кажется, нашел себя. Создана проектная организация — Днепрострой. Будет Днепрогэс!
...Отравленные пули эсерки Каплан делали свое дело: врачи пришли к заключению, что Ильич болеет оттого, что пули, засевшие в его теле после ранения, окисляются и разрушают организм. Появились острые головные боли. Сделали операцию. Пулю извлекли. Одну пулю. Разрез зашили. А в тот день, когда швы были сняты, Ленин председательствовал на заседании Политбюро ЦК. И все-таки он болен. Просто его эластичная натура всегда берет верх. Он растрачивает себя беспощадно, сам себе кажется неистощимым. Лечащий врач Кожевников неодобрительно ворчит: русская интеллигенция всегда безобразно относилась к своему здоровью. Ильич соглашается, выполняет все предписания врача. Но надолго ли? Есть вещи, которые поважней собственного здоровья. Это управление государством. Каждой своей работой, каждым своим действием он выковывает и выковывает великое искусство, великую науку управлять государством. Сама его жизнь — беспрестанное творчество. Он каждый час, каждую минуту впервые в истории решает невиданной сложности задачи революционного преобразования общества на основе социализма.