Пуще глаза берег он паспорт на чужое имя. Паспорт был «железный», надежный. Если бы Куйбышев лишился паспорта, он вообще оказался бы вычеркнутым из жизни. Оставалось бы одно: сдаться на милость полиции, и его, конечно, сразу же отправили бы к месту ссылки, в Каинск, и там он встретил бы и сестер, и братьев, и мать, и отца. А возможно, его снова судили бы за побег и отправили бы на каторгу.
Был уже вечер, когда Валериан, усталый, измученный работой, плелся домой. Идти каждый раз приходилось через парк, и всегда он присаживался на ту самую скамейку, на которой подобрал его Максим Спиридонович.
Но сегодня на его скамейке кто-то сидел. Валериан опустился рядом.
— Закурить есть? — спросил сосед.
— Не курю.
— Я тоже не курю. А тут вдруг захотелось.
Парень был как парень, в косоворотке под ремень, в картузике, в брюках, заправленных в сапоги. Но лицо его показалось Валериану знакомым. Он вздрогнул. Так это же!... Как его звали?.. Ах да, Ермолай... Газета в Петропавловске... А потом Ермолай исчез. Арестовали. Теперь вот опять на воле. Такой же беглец, как и Валериан...
Заметив его пристальный взгляд, парень беспокойно заерзал на скамейке.
— Чего разглядываешь? Аль признал?
— Признал. Ермошка!
— Как то есть? — парень даже привскочил от неожиданности.
— А ты разве не признал?
Парень всмотрелся в перепачканное глиной и песком лицо Валериана и ахнул:
— Так это ж ты!
— Я.
— И давно?
— Да как тебя упекли, я и смотался. Газету-то нашу тю-тю...
— А я свое отсидел в Оренбурге. За отсутствием улик... На днях вот паспорт получил. На законном основании. Ну и чем ты тут занимаешься? Своих нашел?
— Нет, не нашел. С прошлой зимы ищу — и все зря. Чуть с голодухи не подох. А намерзся — страсть.
— Тогда твоя фамилия была Касаткин. А теперь?
— Соколов.
Парень покрутил головой, усмехнулся:
— Чудно как-то: я ведь тоже Соколов. А зовут тебя как?
— Андреем.
— Вот так штука! Я ведь тоже Андрей. Ермолай — это так, для конспирации. Ну а отчество?
— Степанович.
Парень резко оттолкнул Куйбышева, сдавленным голосом спросил, озираясь по сторонам:
— Где ты раздобыл мой паспорт? Это же мой паспорт. Мой!
— В Челябинске снабдили, когда направлялся сюда. Сказали — железный. Я ведь не знал, чей он. И твою фамилию не знал.
Парень сидел бледный, испуганный.
— Ну а вот если сейчас, в эту самую минуту, полиция нас накроет? Что тогда? А? Соображаешь? Два Соколовых Андрея Степановича одного года рождения и одной волости! Соображаешь? Я же Соколов!
Валериан почувствовал, как у него дрожат пальцы.
— Что же теперь делать? — спросил он упавшим голосом, — Я ведь не нарочно...
— Знаю. Одному из нас нужно немедленно улепетывать из Петербурга. Решай сам кому.
Валериан слабо улыбнулся, вынул из нагрудного кармана паспорт, протянул Соколову:
— Бери. Ты законный владелец. Улепетывать придется мне. Только не знаю куда. Первый же полицейский отведет меня в часть как беспачпортного бродягу.
Соколов нахмурился, призадумался. Потом приободрился:
— Ладно. На сегодня мой паспорт пока оставь при себе: пусть еще на несколько часов в Петербурге будет два Андрея Соколовых. Бог не выдаст — свинья не съест. А завтра что-нибудь придумаем. Приходи в это же время на эту же скамейку. Жди. Прощай!..
Он ушел. А Валериан все не мог прийти в себя от потрясения и некоего оцепенения. Идти домой расхотелось.
Вот так встреча! И в романах ничего подобного не вычитаешь. Дикая игра случая, и разум бессилен объяснить подобное стечение обстоятельств. Куда деваться? Идти на квартиру? Очень опасно. А впрочем, не следует преувеличивать расторопность полиции. Он так устал сегодня, ныли натруженные плечи, ломило спину. Хотелось прилечь, отдохнуть.
Завидев дом, где он снимал чердачную комнатку, Валериан замедлил шаг. Осмотрелся. Ничего подозрительного. В самом деле, пуганая ворона и куста боится.
Он вошел в дом. Навстречу выбежала хозяйка. Лицо у нее было испуганное, глаза округлившиеся — и он сразу понял: засада! Но не подал вида. Теперь все равно не убежишь.
— Что случилось, Марфа Кирилловна?
— У вас гость. В вашей комнате.
— Кто это пожаловал в мои хоромы? — спросил он деланно-безразличным голосом.
— Такой важный господин, военный, с крестами.
Валериан прислонился к косяку двери, ему сделалось нехорошо: и от мучительной пустоты в желудке, и от недавней встречи с Андреем Соколовым, и вот от этого известия. Значит, там, наверху, в комнате, идет обыск... Но он подавил в себе слабость и спросил с издевкой:
— А он не сказал, этот военный господин, что ему нужно от такого важного лица, как я? — Он насмешливым взглядом окинул свои рваные брюки, стоптанные сапоги.