— Мы добеьмся вашего перевода в Нарым.
— Сомневаюсь. Это очень сложно. А если все-таки откажутся перевести?
— Мы взбунтуемся.
— Глупо.
— Ладно. Тогда попрошу, чтобы меня перевели сюда. Мне ведь все равно где: я сибиряк.
— Ну-ну. Не дури! — неожиданно сказал Свердлов, переходя на «ты». — Лучше расскажи, что у вас там в Нарыме, в мире?
— Привез последние газеты, какие удалось получить, последние работы Ильича, книги — они все ваши! Нам ведь присылают со всех концов России — наладили связь. Даже реакционные издатели присылают.
— Весьма щедро, — сказал Свердлов, извлекая книги из рюкзака. — Да вы совсем разорились!
— У нас теперь подпольная библиотека. Будем по возможности менять, пересылать.
— Спасибо. Хорошо придумано. А еще?
— Вы нам нужны, Яков Михайлович. Мы открыли партийную школу — готовим руководителей организаций.
— Вот это да!
— И парторганизацию создали. Свою, большевистскую. Пришел поставить вас на учет. Готовимся к краевой конференции, где будем выдвигать своих делегатов на Всероссийскую.
Свердлов поднялся с табуретки и взволнованно зашагал по избе.
— Укладывайтесь — устали с дороги, — сказал он. — А я не усну до утра.
— Я тоже не усну. Давайте бодрствовать вместе. Мой ямщик передохнет малость — и в обратный путь.
Оба рассмеялись.
Они так и не сомкнули глаз до утра.
Обратная дорога показалась Валериану намного короче. В целях конспирации возница высадил его в бору. А отсюда дорогу он знал хорошо. Но к своему дому подошел уже в сумерках.
У порога с наслаждением освободился от лыж, удивился, завидев свет в окне своей комнаты.
— Кто-то забрел. Жилин, наверное.
Вошел в комнату и, щурясь от света, который показался ему слишком ярким, увидел пристава Овсянникова и двух полицейских.
— Чем обязан?.. — начал было он. Полицейские схватили его за руки.
— Вы арестованы! — сказал Овсянников.
— Но почему?
— Молчать! Он еще спрашивает почему! — рассвирепел Овсянников. — Партийная школа, тайная организация, коммуна, библиотека!.. Да за одно из этих преступлений надевают кандалы и отправляют на каторгу. Впрочем, в Томске подполковник Лукин вам все объяснит. Засыпались, голубчики. Всех схватили, а вы изволили задержаться. Я уж думал, не смылся ли... В каталажку шагом марш!
Грозный окрик не испугал Валериана, он, словно бы ничего не случилось, спокойно уселся на лавку, высвободив руки рывком.
— Дайте перевести дух с дальней дороги. Я ведь из самого Максимкина Яра! Замерз, проголодался. В ногах — зашпоры.
Это произвело сильное впечатление. Даже большее, чем ожидал Валериан. Овсянников беспомощно развел руками, опустился на табурет.
— Вы были у Свердлова?! — сдавленным голосом спросил он. — Вы лжете! Это невозможно!
— Был.
— А знаете ли вы, батенька, что за это вам полагается каторга?!
— Знаю.
— Это усугубляет вашу вину во сто крат.
— Конечно же усугубляет. Я на вашем месте приказал бы вот этим добрым людям надеть на меня кандалы немедленно.
— Это уж точно, прикажу. Да как вы отважились на подобное нарушение?
— Человек на грани, Петр Филимонович.
— На какой еще грани? — спросил пристав, даже не заметив фамильярного обращения.
— Вот удавится или избу подожжет, как тот, в Туруханске, а спрос с кого? Вы его туда определили.
— Он опасный государственный преступник.
— Все мы опасные. Но до самоубийства доводить нельзя. Вы поступили самочинно и должны немедленно вернуть Свердлова в Нарым. Нас, всех арестованных, наверное, отправят в Томск?
— Можете не сомневаться.
— И будут судить?
— Само собой.
— Вот на суде я и расскажу о вашем самоуправстве, жестокости. И постараюсь, чтобы все это попало в газеты.
— Испугался я вас!
— А я и не запугиваю. Тут дело гораздо сложнее, чем может показаться с первого взгляда. Вот вы утверждаете: ссыльные, то есть мы, создали коммуну, школу, партийное сообщество, тайную библиотеку. А соответствует ли все это действительности?
— Еще как!
— А я не уверен.
— Напрасно. Вещественные доказательства для суда кое-что значат.
— Согласен. Но советую оставить их при себе. Книги можете не возвращать — соберем новые, а другие улики прямо-таки ни к чему.
— Надо полагать.
— Если будут вещественные доказательства так называемой нашей преступной деятельности, то возникнет громкое дело. И, как я догадываюсь, раскрыли все это нарушение законности не вы, а кто-то другой, находящийся в Томске. Так?