– Да. Собственно, с этим я и пришел.
– Что же ты можешь сказать?
– Все, как я и думал. Геракл и был тем младенцем.
Феспий задумался. Он опустил голову и правой рукой стал потирать свою короткую бороду. Вдруг неожиданно глаза его загорелись.
– Скажи, а тот прорицатель из Тиринфа еще жив? – спросил он у Телефа.
– Не знаю, может жив, может нет. Но знаки настолько ясные, что перепроверять нет надобности.
– Хм… Ладно. Спрошу тебя еще вот что. Как ты думаешь, стоит с ним породниться?
Телеф был изумлен вопросом. Он знал, что боги сходились и раньше со смертными, но делали они это исключительно по своей воле.
– На что ты рассчитываешь, Феспий? Смотри как бы не обернулась эта затея против тебя. Все же, боги нам, смертным, не ровня. В лучшем случае насмешишь людей или дочь сделаешь на всю жизнь несчастной. А в худшем, кто знает, что может быть. Если боги сочтут нужным взять тебя тестем, он сам посватается.
Феспий снова задумался. Эта мысль, мысль о том, чтобы породниться с бессмертным племенем захватила его воображение.
– А какого же бога он сын, этот Геракл?
– Самого владыки Зевса.
– Ну почему же не Эрота? – спросил Феспий с некоторой наигранной досадой. Телеф никак на это не отреагировал.
– Я знаю, – сказал он невозмутимо, – что из всех богов ты выше всех чтишь Эрота. Но Геракл – сын Зевса. Это точно.
– Ну Зевса, так Зевса, – произнес Феспий и тяжело вздохнул.
На небе меж тем стала проявляться звездная россыпь. Ночь обещала быть безлунной. Догорала еще только вершина Парнаса да застрявшие в ней облака. Феспия уже клонило ко сну.
– Ну что, друг мой, – сказал он, зевая, – как всегда, благодарен тебе.
– Не меня, Феспий, богов благодари… каждый день, когда из ночного мрака встает Эос…
– Ладно, Телеф, хоть и не хочется с тобой расставаться, но надо. Завтра снова на поиски этого проклятого льва… Спи спокойно.
– Спи же и ты.
Друзья расстались на этом до утра. Над фиванской областью воцарилась ночь. Вместе со звездами в небе на горах то тут, то там замелькали костры пастухов. Если во владениях Феспия и его соседей все уснули быть может даже более спокойным, чем обычно, сном, то Алкмена еще и после наступления темноты продолжала ждать возвращения сына. Она слышала о киферонском льве и уже решила про себя, что Геракл повстречался с ним. Амфитрион отвечал на это: «Вот и хорошо! Наши стада будут наконец избавлены от исстребления.» Алкмена говорила ему, что кругом, особенно на платейской дороге, ближе к горам орудуют разбойники, а Амфитрион отвечал ей, что наконец-то они смогут безо всяких опасений и излишней охраны ездить в Тиринф. Амфитрион верил, что все, чему он учил сына, будет востребовано теперь в полной мере и, самое главное, не даст ему пропасть. Он уверял Алкмену, что Геракл скоро вернется, а она в ответ ругала его: «Тебе надо было еще догнать его и вручить ему кифару!». Между тем, проходили дни, а Геракл не возвращался. Но его можно было понять: в эти дни, когда у Алкмены появились первые седины, ему жилось так хорошо и беззаботно, как больше никогда в жизни.
Глава 6.
Владения Феспия были обширны. Только оливковый сад и только в ширину составлял треть расстояния от южных до северных ворот Фив. Геракл специально несколько раз обмерял его шагами. Он был изумлен. Прожив все время в городе, он вообразить не мог, что одному человеку может принадлежать столько земли. Коровы Феспия паслись на Кифероне, козы – на Геликоне… Да, Феспий был далеко не бедным человеком. Острая вражда двух соседних городов пока обходила Феспия стороной. Он сам и его товарищи с удовольствием торговали со всеми. Невзирая на войну, масло, мясо и вино, которое делали его соседи, нужно было всем.
Обо всем этом Геракл думал, засыпая после очередного дня, проведенного на охоте. Однако, больше размеров владений его внимание привлекла другая интересная особенность дома Феспия. Деление на мужскую и женскую половины было уж очень неравным. Женская „половина“ была отнюдь не половиной: мужская „половина“ была в сравнении с ней ближе к десятой части. Женскую половину вообще с трудом можно было назвать частью дома. Было видно, что к изначальной истинной половине пристраивались со временем новые и новые помещения.
Из мужчин кроме Феспия Геракл видел только двух-трех слуг и еще появлявшегося время от времени торговца, какого-то дальнего родственника Феспия, который основное время проводил в городах, продавая то, что производило обширное хозяйство и закупая все, чего не доставало. Слуги же были козопасами. Они по очереди сменяли друг друга в горах, а в остальное время делали работы по дому.
Было совсем непонятно, кто же работал в саду и что за многочисленное общество живет на женской половине. Феспий был богат и, конечно, мог держать наложниц, но чтобы такое количество… Этого Геракл не мог себе представить. Дочери? Но опять же, столько много от одной жены, и все исключительно девочки… Это тоже представлялось сыну Алкмены маловероятным. В то время, как он пытался разгадать эту неразрешимую загадку, к нему в комнату неожиданно постучали.
Геракл приподнялся на кровати и пробурчал что-то невнятное в ответ на стук. Дверь открылась. Его, уже полусонного ослепил свет лампады, но перед тем, как зажмуриться, он разглядел входящий к нему женский силуэт. Тотчас припомнив то, о чем он думал несколько мгновений назад, Геракл открыл глаза. Дверь была уже закрытой. Комнату наполнил аромат оливкового сада. Перед ним действительно сидела одна из обитательниц женской половины дома Феспия.
Не говоря ни слова, незнакомка поставила лампаду на пол перед собой, и тогда Геракл смог разглядеть ее всю. Незнакомка оказалась очень молодой девушкой в тонком и роскошном нежно-пурпурном платье, расшитом золотой ниткой. На плечах у нее была тонкая голубого цвета накидка. Темные прямые волосы были собраны сзади в пышный пучок. Утонченные черты лица выдавали в незнакомке ее благородное происхождение. «Нет, это не наложница Феспия,» – подумал Геракл. В нижней части лица он уловил черты хозяина дома, какую-то еле заметную припухлость губ и подбородка, сразу напомнивших о его мягком голосе. «Дочь!» – мелькнуло снова в голове у юноши, и сердце его забилось от того, что цель столь позднего визита оставалась ему неизвестной.
Видно было, что девушка поначалу стеснялась. Она посматривала на него время от времени исподлобья и, как казалось, украдкой. Ее густые и темные брови были слегка насуплены, вероятно, от смущения. Впрочем, смущение длилось недолго: несколько раз осмотрев юношу, она начала улыбаться и как будто бы даже тихо хихикать.
– У нас что сегодня, свадебный пир? – спросил испуганно оторопевший и ничего не понимающий Геракл. Он имел в виду, что изысканный наряд незнакомки хорошо подошел бы невесте. – И как вообще ты прошла на мужскую половину?
Незнакомка рассмеялась, и, вобщем-то, было отчего. Геракл полулежал на кровати. Его мощный торс был непокрыт. Еще не высохшие после ванны и торчащие в разные стороны длинные волосы вкупе с выражением лица, мягко говоря, не присущим воину, составляли очень милую и смешную дисгармонию. Кроме того, этот далеко не слабый юноша находился перед незнакомкой в достаточно беспомощном положении: он не мог встать, ибо был наг. Его оторопь переходила в негодование.
– Эй, ты чего смеешься? – спросил он достаточно грозно. – Кто ты?
– Отец сказал мне, – отвечала она, все еще улыбаясь, – что ты – сын Зевса, а…
Она хотела сказать что-то еще, но теперь нервный хохот разобрал уже Геракла, заставив в свою очередь недоумевать дочь Феспия.
– Ну а ты про меня что думаешь? – спросил он, успокоившись.
– Я тебя совсем не знаю. Но сейчас я вижу в тебе очень красивого и сильного юношу.
Тут Геракл обратил внимание на то, как заиграло и буквально засветилось в улыбке ее лицо. На щечках показались маленькие ямочки. Геракл подумал, что в жизни еще не видел столь нежного девичьего лица.
– А что, отец сказал мне неправду? – спросила девушка.
– Не знаю… Так говорят обо мне.
– Кто?
– Мои родители. Вообще-то, мать запретила мне это кому-либо рассказывать…
– Послушай, Геракл… Так ведь тебя зовут?
– Да.
– А сколько тебе лет?
– Мне восемнадцать.