— Да! И что с того?
— И чем же ты там занималась? — процедил, чувствуя ее рваное дыхание, врезающееся мне в грудь. Близость, раздирающую нутро на ошметки.
Она боялась. Как обычно боялась меня, но никогда эта девчонка не опускала голову вниз. Всегда смотрела страху четко в глаза. До победного. До остервенения. Сводя тем самым с ума. Доводя до беспамятства. Порождая к себе ненависть. И безразличие ко всем другим телкам.
— Трудилась до седьмого пота! А тебе-то что с того?
Нервы опалил полыхающий внутри гнев. Сжег дотла. Обуглил последние крохи здравомыслия и выдержки.
Кулаки мои непроизвольно сжались в карманах. До хруста. До боли.
Задышал как свирепый бык, готовящийся задавить свою жертву, смести все на своем пути. Лишившись остатков разума, я неистово пнул то самое ограждение, которое несколькими минутами ранее молотил до изнеможения.
— Так трудилась, что не смогла привести себя в порядок? Хоть бы причесалась, что ли! А то мать сразу раскусит, что ее дочь трахалась до седьмого пота! Я же просек, и она просечет! — надрывно прогорланил на весь двор, что у самого в глазах потемнело.
А Лина только вздрогнула и руки сложила под грудью. Под охеренно сочной, мать ее, грудью.
Взгляд рефлекторно упал на ложбинку, очертил твердую "двойку", воссоздавая в памяти ярчайший образ моей "неприкасаемой девочки". Вплоть до мельчайших подробностей: до едва заметной родники вблизи розового соска, до редкого светлого волоска на хрупком теле.
Момент — и в паху задымилось. В штанах стало дико тесно. В собственном теле мне стало невыносимо тесно, что хоть волком завывай.
Черт! Нездоровая херня.
— Довлатов, у тебя как вообще с головой? — покрутила стерва у виска, возвращая меня в реальность. — Все в порядке?
— Нет. Не в порядке! — нервным движением сплел пальцы на задней стороне шеи и отошел от источника своей одержимости на пару шагов. Только бы не покалечить ее со злости. Из чувства несправедливости. Голода. — Давно уже не в порядке!
— Заметно! — прорычала, сморщив носик. Откусил бы его, чтобы впредь не морщила.
Досчитав до пяти и протяжно выдохнув, я привел нервы в порядок. В относительный порядок.
— Зачем номер ему свой дала?
— Затем, что он попросил! — вылетело легкомысленно из ее рта.
Дура! А если он в трусы к тебе залезть попросит, ты тоже согласишься? Дашь ему еще разок? Он ведь попросит!
На сей раз каким-то чудом я смог удержать себя в руках. Ничего не пнул, не ударил, не разбил — уже хорошо.
— И что же будет в восемь вечера? Снова отправишься к нему трудиться до седьмого пота? — хмыкнул, старательно проделывая в ней дыру налитым кровью взглядом.
Промолчи! Не отвечай ничего! Или ответь, что не пойдешь! Успокой меня, скажи, что передумала! Но не делай из меня монстра, с каким не сможешь справиться!
— Отправлюсь, конечно! Я же свободный человек, — злорадно она рассмеялась, задрав голову к небу. — Или для начала мне нужно спросить разрешение у тебя?
Секундная пауза. Хруст костей. Моих костей. Я едва ли пальцы себе не вывернул.
— Это было бы верным решением, за неимением других, но ты же не попросишь? Или попросишь, м?
— С какой стати? Не думаешь, что слишком много на себя берешь? Да какое право ты имеешь разговаривать со мной в таком тоне? Ты мне кто вообще?
Совершив непозволительную глупость, она нарушила мое личное пространство. Замахнулась для удара кулаком в мою грудь, но была остановлена моей же рукой. Стиснув со всей силы тонкое запястье, я дернул ее на себя. Впечатал в грудь, выбив изо рта судорожный всхлип.
Глаза в глаза. Ее порывистое дыхание на губах. Опьяняющее. Всесильное. Дышать бы только ею. Смотреть бы только на нее и не видеть никого больше. Сжать бы ее в своих руках. Обнять крепко, вдохнуть ванильный аромат тела и прошептать ей:
"Ты у меня в голове... Как полгода назад поселилась в моих мыслях, так и живешь в них по сей день. Властвуешь. Порабощаешь меня все больше и больше. Мучаешь меня. Нельзя же так... Это могло погубить меня, поставить крест на спортивной карьере. Я ведь не был уверен, что в реале... в адекватном состоянии тебя кроет от меня так же, как меня от тебя. А сейчас... Сейчас мои руки больше не связаны, но меня не покидает мысль, что ты сука, каких еще поискать нужно. Докажи, что это не так... Поцелуй меня. Хотя бы просто поцелуй. Подари мне один жалкий поцелуй. А лучше не делай ничего, в противном случае я не смогу остановиться. Не смогу в этот раз, ты ведь знаешь. Догадываешься."
И тут вдруг лязгнуло что-то по башке со страшной силы. Будто обухом шарахнуло по темечку. Осознание. Это осознание пришло. Лина больше не моя. И никогда не станет моей. Поезд ушел. Потому что меня не устраивают объедки. И все из-за запаха, исходящего от нее. Пряного запаха, который не принадлежал ей.