— Если будет больно, скажешь, — предупредил Север и нетерпеливо вошел в меня.
От чувства наполненности я запрокинула голову назад. От ощущения трения горячей плоти по узким стенкам выгнулась и впилась ногтями в его спину. Глаза от кайфа закатились под веки, с губ сорвался сладкий стон.
Боли совсем не чувствовалось. Если бы боль была такой, я хотела бы болеть чаще. Напротив, мне было приятно. Настолько, что захотелось кричать. Чтобы все в округе узнали о том, как мне чертовски хорошо.
Капец.
Моя жизнь скатилась в пропасть. Я лишилась практически всего, что у меня было еще вчера. Я не знала, что преподнесет мне завтрашний день. Но в настоящий момент я будто бы находилась в непроницаемом коконе, где не существовало проблем. Где не было никакого пугающего "завтра". Где было только здесь и сейчас. А здесь и сейчас я парила в невесомости.
Ощущения были совершенно иными. Дикими и в то же время слаще сахара. Каждый толчок Севера отзывался во мне сладостной дрожью и приятной пульсацией. Каждый жадный поцелуй рождал необузданной силы желание. Наслаждение. Наивысшее удовольствие.
Мое тело любило Севера. Губы ласкали каждую клеточку солоноватой кожи. Пальцы переплетались с его. Стенки сокращающегося влагалища сжимали его до искр из глаз.
Между нами была не только химия. И даже не физика. Между нами была сумасшедшая магия... любовь...
— Ли-ин, — позвал Север, существенно замедляя темп.
— Да...
Я разлепила тяжелые веки, инстинктивно двигая тазом. Север смотрел на меня сверху-вниз с неприкрытым трепетом волнения.
Непривычная робость и упрямая решимость конфликтовали между собой в его безумных глазах. Никогда ничего подобного не видела в них.
— Я....
— Что... что такое... говори... я что-то не так делаю? — предположила озадаченно.
— Нет, все так, — одарил теплой улыбкой, вжимая свои губы в мои. — Все так...
Он так и не сказал для чего потребовалась мимолетная заминка.
Все последующее время мы общались на языке наших тел, губ, языков. Ровно до тех пор, пока меня не скрутило в сладких судорогах, а вслед за мной к финишу пришел и Север.
Вот только телефонный звонок не дал нам даже отдышаться, не говоря уже о том, чтобы чуточку насладиться возникшей идиллией.
— Одевайся, я сгоняю, — Север подорвался на первый этаж, где мы оставили мою толстовку, в которой был телефон.
К моменту его возвращения, я уже была практически полностью одета. Голожопый Север запрыгнул на кровать и передал мне телефон.
— Да, слушаю! — выпалила, нетерпеливо отвечая на звонок с неизвестного номера.
В ожидании ответа сердце в груди замерло и сжалось в микроскопический комок.
— Лина, это отец Яна Бергера, — отозвался басом Арсений Андреевич. Я приземлила задницу на кровать на всякий случай. — Я звоню, чтоб сказать, что нашел твою маму. Надя сейчас в отделе полиции. Она составляет заявление. На нее покушались.
— К-кто? — ошарашенно вымолвила.
— Потом все. Я сейчас еду к ней. Могу тебя забрать по пути.
Глава 27. Отголоски
Север отчаянно рвался поехать со мной. Он ни в какую не желал отпускать меня одну.
— Ты ведь понимаешь, что мама пообещала перевязать тебе яйца в узел, если она еще раз увидит тебя рядом со мной?
— Да насрать! Пускай перевязывает! — он был непрошибаем, готов был рвать и метать. — Я сказал, одну тебя не отпущу — значит так и будет! Либо запираю в комнате, либо едешь со мной! Выбирай!
Опять двадцать пять. Ни одна встреча у нас не проходила без ультиматумов.
Но мне все же удалось с ним договориться. Когда речь зашла о Киселе, ему пришлось сдаться. Он остался дома присматривать за ним.
Вскоре приехал Арсений Андреевич вместе с сыном. Я запрыгнула на заднее сиденье его машины и тут вдруг поняла, что нарисованный воображением образ мужчины отличается от действительности. Причем кардинальным образом.
Я представляла себе темноглазого брюнета, облаченного в дорогущий костюм, а за рулем шикарной машины сидела полная его противоположность.
— Не думал, что наше официальное знакомство станет основанием для поездки в мусарню, — произнес поджарый голубоглазый блондин, одетый в обычную клетчатую рубашку и джинсы.
— Ага, я тоже, — пискнула. — Но все равно приятно познакомиться, Арсений Андреевич.
— Вот только не надо! Я ж не дед, в конце концов!