В начале февраля 1938 г. отцу понадобилась характеристика для представления в военкомат. «Треугольник» института в составе начальника, секретаря парткома и председателя месткома сформулировал ее в крайне отрицательных выражениях. Там, как с горечью писал позднее отец, было «записано все, что только можно было записать обо мне плохого или даже отдаленно имеющего ко мне отношение. Кроме того, нет почти ни одной строчки характеристики, в которой не содержалось бы заведомо ложных сведений. После
Валентин Петрович Глушко.
Москва, 1934 г.
прочтения этой, с позволения сказать, характеристики, можно только удивляться, как вообще может существовать подобный человек».
Новый начальник института Б.М. Слонимер и начальник группы В.И. Дудаков не склонны были продолжать работы по созданию ракетных самолетов и ракетопланов и намеревались отказаться от них. Будучи убежденным в исключительной важности этой тематики для обороны страны, отец решил обратиться к руководству вышестоящей инстанции -Наркомата оборонной промышленности. 8 февраля 1938 г. им вместе с Е. С. Щетинковым были подготовлены тезисы доклада «Научно-исследовательские работы по ракетному самолету». В документе отмечена важность создания ракетных самолетов для военных целей (ракетный истребитель-перехватчик), а также для исследований стратосферы и проблем аэродинамики больших скоростей. Там же сформулированы и пути решения этой задачи при обеспечении необходимых условий для выполнения работ. Все было обосновано настолько убедительно, что и после ареста отца в июне 1938 г. закрыть эту тематику не удалось.
23 марта 1938 г. арестовали В.П. Глушко. Обстановка в институте стала гнетущей. Люди невольно старались стать как можно менее заметными - неслышно ходить, говорить вполголоса. Все находились в состоянии напряженного ожидания новых бед, тем более что подобная атмосфера окутала всю страну - один за другим шли процессы над «врагами народа». Это психологически угнетало и мешало работать.
На протяжении января-марта 1938 г. отец безуспешно пытался возобновить свой ежегодно переоформляемый допуск к секретной работе. Для этого тогда необходимы были рекомендации двух членов партии. Однако ни один коммунист в институте такую рекомендацию ему не давал, очевидно, таково было указание парткома. Лишиться любимой работы было бы самым тяжелым наказанием для отца. Теперь, когда столько сделано, преодолено много трудностей, когда уже почти ощутимы результаты огромного труда по созданию ракетоплана, - все это потерять, оставить - это было для него равносильно катастрофе. Поэтому отец ищет выход, он еще верит, что можно что-то изменить. 19 апреля 1938 г. он обращается с заявлением в Октябрьский райком партии: «Парткомом НИИ-3 я исключен из сочувствующих. Считая мое исключение неправильным, прошу районный комитет разобрать это мое заявление и разрешить вопрос о моем пребывании в рядах сочувствующих. Вообще, в НИИ-3 вокруг меня сложилась очень тяжелая обстановка - настолько, что если она не будет как-то изменена, то я не знаю, смогу ли продолжать там свою работу... Я прошу районный комитет разобраться в этих вопросах и дать мне возможность продолжать работу в НИИ-3, где я работаю уже 7 лет над объектами, осуществление которых является целью всей моей жизни. Я не представляю для себя возможным остаться вне партии и вне нашего коллектива, где хочу, и я уверен, что могу, с пользой работать». К заявлению приложено подробное письмо, недоуменное, искреннее, доверительное, последняя надежда на помощь: «Я не знаю и не чувствую за собой ничего, что мешало бы мне быть в партии. Если у меня были ошибки, то я всегда старался их исправить и понять... Обстановка для меня создалась очень тяжелая.
Авторитет мой подорван и подрывается постоянно. Прав я не имею никаких, фактически в то же время неся ответственность за всю группу... Я уже не могу работать спокойно, а тем более вести испытания. Я отлично отдаю себе отчет в том, что такая тяжелая обстановка в конце концов может окончиться для меня очень печально... Из-за отсутствия у меня допуска к секретной работе встал вопрос вообще о возможности моей работы в институте. Директор ин-та т. Слонимер дал мне срок до 1 мая 38 г., после чего он собирается уволить меня... Так продолжаться дальше не может, или же я действительно должен оставить институт в угоду Костикову, если еще до этого меня не уволят, или обстановка д.б. изменена». Из райкома заявление отца вернулось в институт. На нем наложена резолюция: «Разобрано на парткоме. Решено в сочувствующих не восстанавливать. Ф. Пойда (секретарь парткома. - Н.К.)».