Накануне майских праздников руководство института устроило для своих сотрудников вечер отдыха в кафе на улице Горького, невдалеке от площади Маяковского. Недавно пришедший в НИИ-3 В.К. Шитов позднее вспоминал, что немного опоздал и, войдя, увидел, что человек 20-25 уже сидят за длинным столом довольно близко друг к другу, оживленно беседуя. И только один грустный молодой человек находится совсем отдельно от других в дальней части стола. Это был мой отец. Ничего не подозревавший Шитов занял соседнее место. Они познакомились и разговорились. Отец немного оживился и взглянул на своего нового знакомого благодарными глазами. Он, конечно, многое понимал и, возможно, даже не держал обиды на сторонившихся его товарищей, но все равно ему было неуютно и горько чувствовать себя изгоем.
Несмотря ни на что, отец продолжал работать над созданием ракетоплана. В апреле 1938 г. его стендовые испытания в основном завершились. Отцом же была составлена «Программа внестендовых испытаний ракетоплана, объект «218-1»», 26 мая 1938 г. подписанная начальником группы № 2 В.И. Дудаковым. Программа включала наземные испытания ракетоплана, испытания его в безмоторном полете, а также в полете с работающим ракетным двигателем. Уже было проведено около тридцати наземных огневых испытаний, большинство из которых выполнялись отцом. Летные испытания отец тоже собирался проводить сам, что еще раз свидетельствует о том, какое значение он придавал решению проблемы полета человека на ракетном аппарате.
Продолжались стендовые испытания и крылатой ракеты «212». Они, впрочем, проходили не так гладко, как хотелось бы. Так, 13 мая 1938 г. при испытаниях двигательной установки ракеты произошел взрыв. Отец участвовал в работе комиссии во главе с М.К. Тихонравовым, выяснявшей причины аварии. 27 мая в районе г. Ногинска проводились летные испытания, предусматривавшие сброс макета ракеты «301» (аналог ракеты «212», предназначенный для воздушного старта) с самолета. Находившийся на его борту экипаж из пяти человек, в том числе двух представителей института, одним из которых был отец, неожиданно оказался в аварийной ситуации. При
С.П. Королев. Москва, 1938 г.
сбросе макета его заклинило, и он не сошел с направляющей. Пришлось идти на посадку с перекошенным под крылом макетом, который перед самой посадкой вдруг резко сместился назад, едва не нарушив центровку самолета, что могло привести к аварии. Все окончилось благополучно, но снова образовали комиссию, снова состоялся разбор причин неудачи с обвинениями в адрес конструктора - моего отца, нервы которого и так были уже натянуты до предела. 26 и 28 мая отец проводил на стенде испытания двигательной установки, отремонтированной после взрыва ракеты «212», которые прошли успешно. Однако следующее стендовое испытание, намеченное на 29 мая, едва не привело к трагедии. А.В. Палло вспоминал, что, проверяя в тот день вместе с механиками соединения трубопроводов, он не смог добиться необходимой герметичности и предложил отцу изменить конструкцию уплотнения, а до этого отказаться от испытаний. Отец очень рассердился и, сказав, что обойдется без помощников, ушел на стенд. Все случилось так, как и предсказывал А.В. Палло: силой давления из соединения вырвало трубку, конец которой ударил отца по голове. Окровавленный, он, шатаясь, вышел во двор, прикрывая рану носовым платком, упал, потом поднялся. В.К. Шитов увидел его в окно, подбежал к нему и отвел в медпункт. Вызвали «скорую помощь». Рядом находилась поликлиника фабрики им. Петра Алексеева, но отец попросил отвезти его в Боткинскую больницу, сказав, что там работает жена. Мама рассказывала мне, как ей сообщили, что «скорая» привезла ее мужа и что он ранен, как у нее все оборвалось внутри, но, взяв себя в руки, она бросилась бегом в приемное отделение. Отец лежал на каталке, бледный и недвижимый. Он получил сотрясение мозга, а в теменно-височной области - ушибленную, но без повреждения кости рану. Лишь по счастливой случайности он остался жив. Пока с ним занимались врачи, мама позвонила свекрови. После обработки раны отца поместили в травматологическое отделение, в котором работала мама. В палате его уже ждала Мария Николаевна. Она вспоминала, что едва не разрыдалась, увидев своего сына с полностью забинтованной головой. Из-под повязки выглядывало огромное синее веко. Это вдруг напомнило ей гоголевского Вия, веки которого поднимали пальцами, чтобы он мог видеть. Она не плакала в палате, но почувствовав, что больше не выдержит, выскочила на улицу и дала волю своим чувствам. На следующий день в больницу приехал А.В. Палло. Отец сразу признал, что тот был прав, предупреждая его об опасности.