В полуразрушенном здании университета кипела жизнь - много студентов и преподавателей, хотя в аудиториях и лабораториях разбитые окна были еще не застеклены, а закрыты фанерой с небольшой стеклянной форточкой посередине. Грандиозным зрелищем предстала разрушенная радиостанция Германии, откуда произносил свои речи Геббельс. Теперь радиостанция и Дом радио размещались напротив, тоже в очень большом здании. Рядом находились дорожки для мотоаттракционов с трамплином, позволяющим спортсменам пролетать над землей 8-9 метров, и трибуны для зрителей.
Река Шпрее и канал, одетые в гранит, ничего интересного собой не представляли. Зато чрезвычайно красивы многочисленные большие озера, по которым двигались теплоходы, баржи, моторные и весельные лодки, яхты.
По распоряжению коменданта Берлина разрушенные дома, находившиеся в аварийном состоянии, взрывали, а развалины разбирали. Процесс этот шел небыстро. Спустя год после окончания войны последствия ее встречались на каждом шагу. Довольно жалкое впечатление производило
С.П. Королев с женой К.М. Винцентини (слева), дочерью Наташей и тетей М.И. Рудомино.
Бляйхероде, 1946 г.
Фотография А.В. Рудомино
М.И. Рудомино и Наташа Королева.
Бляйхероде, 1946 г.
Фотография А.В. Рудомино
берлинское метро, темное, грязное, неуютное. Никакого сравнения с московским.
Во второй половине дня дождь прекратился и мы неожиданно оказались свидетелями любопытного представления. Над Королевской площадью на высоте 42 метров натянули канат, по которому с длинными шестами в руках медленно пошли две симпатичные девушки - воздушные акробатки. Площадь почти полностью заполнилась зрителями, молча, затаив дыхание, наблюдавшими за отважными канатоходками. Артистки, несмотря на отсутствие какой-либо страховки, двигались довольно уверенно. Мама и я тоже переживали за них и были рады, когда они наконец закончили свое выступление.
Однажды отец предложил нам поехать с ним посмотреть шахту, где добывают калийную соль. Шахта глубиной около 700 метров находилась недалеко от Бляйхероде. Мама в свою бытность врачом в Донбассе многократно спускалась под землю, а для меня все было в диковину - и интересно, и страшновато. Шахта и горизонтальные выработки были хорошо освещены. Повсюду на стенах просторных, не имевших никаких креплений штолен сверкали белые кристаллы калийной соли. Это напоминало очаровательную зимнюю сказку. Нас сопровождал шахтер-немец, он рассказывал о шахте, а мама со знанием дела переводила. По-видимому, наш проводник проникся к ней симпатией. Расставаясь, он подарил ей красиво оформленную колбу с разноцветными кусочками калийной соли.
Удалось нам с мамой и Тверецкими - без отца - осмотреть еще три крупных немецких города: Иену, Лейпциг и Дрезден. Иена расположена в живописной гористой местности. Это красивый, утопающий в зелени город, почти не тронутый войной, с запоминающейся архитектурой.
Дрезден поразил нас видом разрушенных зданий - следствием беспощадной бомбардировки города союзниками в феврале 1945 г. На прямых, будто начерченных на планшете улицах, стояли пустые безжизненные коробки: стены без крыш и окон. Лейпциг же почти не был разрушен.
Мы много путешествовали по Германии, но всегда с удовольствием возвращались в Бляйхероде. Благодаря маме, наш дом отличался гостеприимством. У нас постоянно бывали работавшие с отцом сотрудники и члены их семей. Некоторые приезжали вместе с ним обедать, среди них В.П. Глушко, В.К. Шитов и другие. Я хорошо помню, например, голубую «опель-олимпию» Валентина Петровича, в которой он тогда ездил. Бывали у нас В.П. Мишин, будущий академик, первый заместитель, а затем преемник отца на посту главного конструктора, В.П. Бармин, в дальнейшем академик, главный конструктор наземных средств обеспечения старта ракет, Г.А. Тюлин, впоследствии директор Центрального института машиностроения, а позднее первый заместитель министра общего машиностроения.
По вечерам, когда собиралась компания, мама играла на пианино - что-то из классики. Но больше всего запомнилось, как мы пели под ее аккомпанемент русские народные песни. Наверное, вдали от Родины как-то по-особенному ощущаешь все русское, такое далекое и, вместе с тем, родное и близкое.