Я не люблю рассказывать о себе, тем более рассказывать то, что я временами сама от себя скрываю, то, что и сейчас заставляет меня проливать физически горькие слезы. Но мне очень тяжело, я, видимо, стою на грани нервного напряжения и, несмотря на присущую мне обычно огромную силу воли, не могу взять себя в руки и как-нибудь отвлечься от постоянно преследующих меня дум и мыслей.
Вот уже прошло 5 с лишним месяцев, как мы совсем расстались с С, расстались глупо и, во всяком случае, крайне неожиданно для меня. Расстались тогда, когда, казалось бы, должна была начаться новая жизнь, когда мы оба выросли и поумнели, когда мне и, как мне тогда казалось, ему ужасно хотелось иметь нашего второго ребенка...
Всю историю нашей любви Вы знаете хорошо. Много горя еще до 38 года пришлось мне пережить и, несмотря на оставшееся чувство привязанности и какой-то любви к С, я твердо решила (да именно Вы это ведь знали) оставить его для продолжения им жизни под его любимым лозунгом - «дайте каждому жить, как ему хочется»...
Но вот наступила катастрофа 1938 г., несчастье, которое, к счастью, выпадает не на долю многих. Мне никогда не забыть этого вечера, а затем ночи, вида С, его прощания со мной и... впервые мною виденных его слез. Мне стало совершенно ясно, что, несмотря ни на что из пережитого, несмотря на мой возраст - только 30 лет тогда! - я должна позабыть все плохое, жить и работать для нашей семьи, а его - моего беспомощного, бедолажного мужа - любить, как Наташку, как маленького ребенка, так нуждающегося в заботе, тепле и ласке. Меня многие спрашивали - «зачем», многие предлагали мне свою помощь, руку и сердце, и прочее, но, как я уже Вам сказала, сила воли у меня раньше всегда была огромная, и до сих пор еще соседи мои и товарищи, видевшие меня изо дня в день на 3-х службах, поражаются моей целеустремленности, выдержке и пр. Я жила все 6 с половиной лет надеждой на встречу, я часто думала о С. и полюбила его сильнее, чем даже к моменту нашей женитьбы. Это был мой питомец, я знала, что я ему нужна, и хоть мне очень-очень бывало трудно быть всегда одной, я, не веря в бога, просила о помощи С. и целовала его карточку, как икону. Я боюсь Вам надоесть, сказать надо еще очень-очень много, а я еще так далека от конца.
Я почувствовала много обиды при возвращении С. в Москву, при его холодности в обращении со мной, которую я пыталась объяснить его одиночеством, одичалой и крайне трудной жизнью. Всякая женщина любит ласку, и я, так соскучившаяся по ней, так жаждавшая тепла, заботы о себе и моральной поддержки и помощи, не могла понять С. и увязать его отношение с его письмами из тюрьмы и словами, говоренными мне при свиданиях. Я понимала, что разыгрывается что-то плохое в наших отношениях, я умышленно переехала к себе домой, стараясь всячески сблизиться с С, моим, как я думала тогда, С, -увы, уже делившим себя между мною и другими женщинами. Я далеко не была сдержана и холодна с ним с глазу на глаз, как у Вас дома и вообще на людях, да и С, приезжая ко мне, не всегда только хотел спать и «помирал от усталости». Вы сами видели подчас странное отношение ко мне С, его разговор со мной при всех у Вас на именинах, на нашей годовщине на даче в 1947 г. Только любя его действительно большой, глубокой любовью, можно было простить и позабыть все, даже свое собственное «я» и женское достоинство. И вот сейчас я снова одна, совсем одна, ненужная, позабытая и не любимая человеком, ради которого жила последние 10 лет, с которым были связаны все мечты, мысли и настроения. Я ненавижу его за всю свою разбитую им жизнь, за ложь, за его любовь, подчинение и привязанность к другой, более молодой женщине, но... Я люблю его еще по-прежнему столь сильно, что даже Ваше чувство матери едва ли может сравниться с моим материнским в отношении С. и женским к нему чувством. Несмотря на все зло, сделанное им мне и нашей чудесной маленькой дочке, он по-прежнему, к сожалению, еще так дорог и близок мне, что я не могу переключиться от своей моральной связи с ним и, если уж не выйти замуж (страшно!), то хоть сойтись с кем-нибудь, чтобы все забыть и отвлечься.
Я хочу уехать в Одессу не случайно, ведь это город начала моей любви и личной жизни. Пусть же он будет и концом ее. Пусть похоронено будет в нем все святое для меня и там навеки оставлено. Это, видимо, суеверие, но я чувствую, что это может меня хоть немного излечить от глубочайших душевных ран, мешающих мне жить и работать. А ведь Наталочке только 13 лет, да и мне, несмотря ни на что, только 40! Беды и