Наташа Королева. Москва, 29 апреля 1949 г.
Титульный лист книги Веры Кетлинской «В осаде»
с надписью С.П. Королева дочери. 23 июня 1949 г.
С.П. Королев во время короткой передышки.
Капустин Яр, 1 мая 1949 г.
С.П. Королев. Капустин Яр, 1 мая 1949 г.
С.П. Королев и А.Я. Щербаков.
Капустин Яр, 1 мая 1949 г.
С.П. Королев. Капустин Яр, 1 мая 1949 г.
С.П. Королев - второй справа.
Капустин Яр, 1 мая 1949 г.
Весной 1949 г. отец снова улетел на полигон. В праздничный день 1 Мая решено было не работать, а немного отдохнуть. Это весьма необычное для моего отца состояние запечатлено на нескольких фотографиях. Но короткие часы отдыха пролетели быстро, и его снова поглотила напряженная работа.
Я училась в школе и не догадывалась о надвигающемся завершении катастрофы в нашей семье, которое было уже совсем близко. Между тем состоялся третий по счету суд (на первых двух мама отказывала в разводе), где мама, поняв бесполезность сопротивления, согласилась на расторжение брака. Это случилось 24 июня 1949 г. Меня вызвали с дачи на Октябрьскую. Ничего не подозревая, я приехала домой и увидела страшную картину: в кресле сидела заплаканная мама, плакали обе бабушки, грустными и расстроенными выглядели оба дедушки. Для меня известие о разводе моих родителей было подобно грому среди ясного неба. Я никак не могла понять его причину и смириться с тем, что мы уже никогда не будем жить втроем, одной семьей. Мне очень хорошо было с бабушками и дедушками, любимыми мною и любящими меня, но я всегда мечтала, что когда-нибудь буду жить с мамой и папой, которых тоже очень любила. И вот теперь оказалось, что все мои мечты рухнули. Я очень тяжело переживала беду. Больше всего по-женски было жаль маму. Я не понимала, как отец мог предпочесть ей - такой красивой, умной, доброй - любую другую женщину. Для меня мама с детства была идеалом женщины и человека, я старалась во всем брать с нее пример, даже в чем-то подражать ей. И мне больно было видеть ее в том ужасном состоянии, в котором она тогда находилась. Помню, я спросила бабушку Марию Николаевну, как же она не сумела отговорить папу оставить нас с мамой, на что та ответила, что сделала все, что было в ее силах, но он ушел, и надо с этим примириться. Примириться же оказалось очень трудно - развод родителей оставил тяжелый отпечаток в моей душе. Сейчас, анализируя ту ситуацию с высоты прожитых мною лет, я думаю, что причиной развода стала не только новая любовь отца. И мама, и отец были сильными личностями с очень независимыми характерами. А ведь так редко бывает, когда две сильные личности гармонично уживаются вместе. Мама любила свое дело так же, как отец свое. Такой человек, как она, никогда не смог бы стать чьей-то тенью. И она не смогла стать тенью отца, даже несмотря на сильную любовь к нему.
На следующий после развода родителей день я вернулась на дачу и туда приехал отец с Ниной Ивановной. Я все еще находилась в шоковом состоянии. И он, и она пытались говорить со мной, что-то объяснять - я молча слушала, ничего не воспринимая. Отец привез фотоаппарат и несколько раз снял меня. Несмотря на его просьбы, улыбаться и даже разговаривать я не могла. Во мне все будто окаменело, пропали все желания, все интересы. Они уехали, а я долго горько плакала, спрятавшись в зарослях орешника.
В июле 1949 г. отцу вновь довелось встретиться с И.В. Сталиным, к которому он был приглашен вместе с И.В. Курчатовым, Д.Ф. Устиновым и видными военачальниками: Н.Д. Яковлевым, Н.Н. Вороновым и М.И. Неделиным. Речь шла о создании ракетно-ядерного щита страны перед лицом нарастающих угроз холодной войны. И.В. Курчатов доложил о готовящемся в конце августа испытании первой советской атомной бомбы, отец - о ходе подготовки к испытаниям ракеты «Р-2». И снова, как при первой встрече, И.В. Сталин поразил отца компетентностью задаваемых вопросов и суждений.
Летом 1949 г. мы с мамой вновь уехали в Одессу, взяв с собой, кроме Ксаны, Марианну - двоюродную сестру отца, дочь Василия Николаевича и Маргариты Ивановны, годом моложе меня. Как и в предыдущем году, мама работала врачом санатория.
1 сентября 1949 г. отец женился на Нине Ивановне и через несколько дней уехал на полигон. Мама поставила мне условие: не встречаться с новой женой отца. Она взяла слово и с Марии Николаевны не способствовать этим встречам. Это была типично женская месть оставившему ее мужу. Я обожала маму и обещала не огорчать ее, но выполнение этого обещания оказалось для меня трудным испытанием. Отец приезжал на Октябрьскую или на дачу, как правило, неожиданно и почти всегда с Ниной Ивановной, которая ревновала мужа ко мне - у них не было детей. После таких встреч мне и бабушке Марии Николаевне приходилось объясняться с мамой, от которой я никогда ничего не скрывала. Бабушка жалела маму и глубоко переживала сложившуюся ситуацию, но, будучи мудрой женщиной, несмотря на свои обещания, делала все возможное, чтобы мое общение с отцом не прекращалось. Не случайно поэтому в 1967 г. на том письме мамы, которое я привела выше, она написала: «Я виновата перед Вами только в том, что вопреки Вашей воле я все же сделала все, что могла, чтобы вернуть Наташе отца, а Сергею - дочь, которую он искренне и всегда любил, внешне скрывая это». В 1973 г., после еще одного прочтения письма мамы от 1 мая 1948 г. Мария Николаевна сделала пометку, обращенную уже ко мне: «Наташенька, моя девочка! Не стоит, не читая, уничтожать это письмо. Это крик измученной женщины, твоей матери, пережившей страшную трагедию, это крик Анны Карениной, и это моя искренняя боль и большое, большое горе. Я искупила вину сына и отца твоего тем, что я все-таки вернула тебе отца...» А в 1975 г.