Другой похожий эпизод произошел в конце 1939 г., когда отец уже находился на Колыме. К нам на Конюшковскую пришел сотрудник НКВД и попросил дать ему возможность периодически наблюдать за кем-то из окна нашей комнаты, то есть устроить в ней наблюдательный пункт. Мама категорически отказалась, сославшись на то, что у нее всего одна комната и маленькая дочь.
В январе и феврале 1939 г. пришли четыре письма от отца из Новочеркасской тюрьмы. Из них, выхолощенных цензурой, можно было понять только, что жив да здоров, чувствует себя сносно, все благополучно. А в начале марта пришло письмо, заставившее задуматься. Первая страница представляла собой описание того, как отец живет и что жить, в общем, можно, вторая была вся вымарана, да так искусно, что ни на свет, ни с лупой ни одной буквы не разобрать, а на третьей странице после слов «целую Вас крепко, мои дорогие» сохранились еще две фразы о том, что все же до отца доходят вести из большого мира, что он знает о полете наших летчиц во главе с Валентиной Гризодубовой и что гордится ею. А на первой странице внизу было приписано: «Я рад получать от Вас хоть какие-нибудь весточки, передайте мой большой поклон дяде Мише».
Прочтя это письмо, Мария Николаевна с мамой долго думали и решили, что неспроста отец написал о дяде Мише. Но кто же это? В нашей семье мужчины с таким именем нет. Конечно, это - Михаил Михайлович Громов! Отец его знал, бывал у него дома, был знаком с его женой, наблюдал испытательные полеты, не раз восхищался его работой, мужеством и в то же время осторожностью. Однажды он провожал знаменитого летчика к самолету перед очередным испытанием. Механик доложил, что все готово. Тем не менее, к большому удивлению отца, Громов обошел самолет и еще раз сам все проверил. Механик считался человеком ответственным, и летчик мог на него положиться, но все-таки он решил лично удостовериться в надежности машины. Этот случай так глубоко запал в память отца, что в дальнейшем, уже будучи Главным конструктором и посылая людей в космос, он сам многократно все тщательно проверял. «Михаил Михайлович, как старший, не только учил меня жить, но и помогал советом и делом. Но прежде всего я учился у летчика тщательности, с которой он готовился к полетам. В нашем деле тщательность играет исключительную роль», - сказал в одном из интервью отец, уже будучи Главным конструктором.
Итак, ясно: дядя Миша - это летчик-испытатель М.М. Громов, Герой Советского Союза, депутат Верховного Совета СССР. В письме намек на то, что нужно обратиться за помощью к нему. А Гризодубова? Почему отец пишет о наших летчицах? Если для того, чтобы нас порадовать, дать понять, что он не наглухо отрезан от остального мира, так можно бы и не называть Валентину Гризодубову. А если он ее назвал, значит - не зря. Они знакомы еще с 1927 г., со времени планерных состязаний в Коктебеле, где она жила с матерью и двумя подругами. Вместе вечерами ходили к морю, купались, танцевали, пили чай. Теперь она, как и Громов, - Герой Советского Союза, депутат Верховного Совета СССР и, возможно, согласится помочь. Значит, необходимо разыскать их обоих. До этого Мария Николаевна уже пыталась обратиться к некоторым людям за помощью, за добрым словом о сыне, которое она могла бы использовать как характеристику или довод, чтобы облегчить его положение. Так, она была в Академии имени Н.Е. Жуковского у профессора Б.Н. Юрьева. Он встретил ее приветливо, но проводил довольно сухо, сказав, что мало знает ее сына и помочь, к сожалению, ничем не может. Ездила и в Наркомат авиационной промышленности, пытаясь попасть на прием к А. С. Яковлеву, авиаконструктору и будущему замнаркома, однако, прождав в вестибюле Наркомата более двух часов, так и не была принята. Посоветовавшись, бабушка и мама решили, что нужно пойти к Громову и Гризодубовой и попросить их о поддержке. Началось новое «хождение по мукам», потому что записную книжку отца изъяли при аресте, адреса Героев были неизвестны, а Мосгорсправка таких сведений о знаменитых людях не предоставляла. В одном справочном киоске в ответ на слезные просьбы бабушки женщина-информатор сказала, что сочувствует ей, но не имеет права давать подобные адреса, так как это категорически запрещено, и посоветовала постараться узнать их через знакомых. Придя домой, бабушка нашла свою старую записную книжку, по счастью сохранившуюся, и в ней адрес молодого журналиста, летчика Евгения Федоровича Бурче, который был редактором книги отца «Ракетный полет в стратосфере», опубликованной в 1934 г., и часто бывал у него еще на Октябрьской. Вечером того же дня она отправилась к Е.Ф. Бурче. Он жил далеко. Когда летчик-журналист открыл дверь и увидел бабушку, на его лице отразился испуг. Он так растерялся, что не мог произнести ни слова. Придя в себя, хозяин все же пригласил ее в комнату, где находились его жена и какой-то летчик, с которым он познакомил бабушку, сказав, что при нем можно говорить о чем угодно. Она сказала, что Сергей арестован, что она пытается ему помочь и ей нужны адреса Громова и Гризодубовой. Об аресте они знали, а что касается адресов, то Евгений Федорович выразил большое сомнение в возможности обращения к таким известным людям. Он уверял, что бабушка все равно к ним не попадет, что они ее не примут, что Громов после своего рекордного перелета через Северный полюс в Америку, наверняка, стал таким человеком, что не всякому и мизинец подаст, а разговаривать тем более не станет, что Гризодубова еще, может быть, выслушает ее, но вряд ли что-нибудь сделает. Тем не менее бабушка сказала, что попробует с ними встретиться и повторила свою просьбу дать их адреса. В конечном счете, адреса Е.Ф. Бурче дал, но без указания номера квартиры Громова, которого не знал.