Примерно в середине 1933 года в Москве на базе Московского ГИРДа был создан Реактивный Научно-Исследовательский Институт (РНИИ), позже Институт № 3 НКОП.
Директором РНИИ был назначен Клейменов из Ленинграда, а сын мой - его заместителем - техническим руководителем.
Уже вскоре я стала слышать сетования сына на то, что методы административного руководства нового директора вызывают явное недовольство сотрудников, падают темпы работы и прежний энтузиазм, планы не выполняются. Сын вынужден был категорически возражать против ряда мероприятий.
В результате последовало, неожиданное для сына, устранение его с должности заместителя директора. На место сына был назначен Лангемак из Ленинграда.
Сын не ушел из РНИИ, остался в должности старшего инженера-конструктора, твердо веря в успех дела и его исключительное значение для обороны страны.
В последующий период я часто видела сына расстроенным. На мои расспросы нехотя отвечал, что вызывали в разные учреждения для объяснений, почти всегда по инициативе Клейменова, происходит какая-то склока, все время тормозят, мешают работать...
Частые столкновения в Институте с Клейменовым, секретарем парткома (фамилию не помню) и инженером Костиковым выводили сына из состояния равновесия.
Однако быв. директору не удалось избавиться от инженера, твердо стоявшего на почве советского закона. Дело дошло до Комиссии Советского Контроля, куда был вызван как Клейменов, так и мой сын. Здесь сын высказал все, что наболело. Помнится, тов. КУЙБЫШЕВ, лично разбиравший это дело, примерно потребовал: директору бережно относиться к молодым специалистам и создать им необходимые для работы условия, а КОРОЛЕВУ (сыну моему) быть сдержаннее. У сына моего характер прямой, и подчас он бывает резок.
Сыну внешне работать стало как будто спокойнее, но трения с Клейменовым и Костиковым продолжались.
Успешный ход работ в той конструкторской группе, которой стал руководить сын, как старший инженер, привел к развертыванию ее в обширный отдел, во главе которого администрации, волей-неволей, пришлось поставить сына. Эту должность он и занимал примерно до начала 1938 года.
Сын готовился и должен был в ближайшее время защищать научную диссертацию на тему, связанную с его работой над реактивным полетом, работой, о которой профессор-руководитель говорил, что излишняя скромность представлять ее как кандидатскую и после защиты она должна быть зачтена ему как докторская. Готовил он ее в стенах Института.
Охваченный мыслью о чрезвычайных скоростях, об исключительных полетах в Стратосфере, он летает, тренируется до последних дней в рекордном отряде Центрального Аэроклуба.
В 1937 году директор Клейменов был арестован. При новом директоре Слонимере тот же Костиков остался теперь его заместителем, и против сына продолжалась все та же система несообразных обвинений по службе, имевшая, по-видимому, целью дискредитацию его в глазах общественности и выживания его.
Один из партийных товарищей - рабочий рассказывал сыну, что инженер Костиков требовал у нового директора снятия с работы сына.
Сын был снят с должности заведующего отделом.
Характерно, что весной 1938 года, при получении от зам. директора Института Костикова обязательной для представления в Военкомат характеристики, Костиков передал сыну таковую в уже запечатанном конверте, заверив сына в благоприятном для него характере последней. В то же время, представитель Военкомата, вскрывший конверт в присутствии сына, выразил свое удивление и запечатанному конверту, и той, «более чем отрицательной» характеристике, которая в нем содержалась.
Весной прошлого года сын, заходя ко мне, не раз говорил: «Устал, бесконечное дерганье!» - и продолжал упорно работать. В то же время он говорил о близком завершении своей работы, о том, что надеется в ближайшее время предъявить ее Правительственной Комиссии, а пока что ставил опыт за опытом, работал, прислушивался к каждому шороху винтика, все проверяя сам бесконечное множество раз. Он забыл о личной жизни, забыл о необходимости отдыха и полностью ушел в свою работу. Он глубоко верил, что завершит работу и докажет на деле правильность своей идеи и методов работы, а тем самым рассеет нездоровую атмосферу, которая создалась для него в стенах Института. А между тем атмосфера все более ухудшалась.
Арест сына после ранения ясно говорит, что даже неудавшееся проверочное испытание, при котором лишь по счастливой случайности не погиб сын, и которое произошло, по словам его сослуживцев и его самого, по недосмотру механика, подготовлявшего опыт и недостаточно прочно закрепившего одну из деталей, - даже это, по-видимому, приписывалось сыну, как что-то преступное и умышленное. Сын делал опыт сам, и никто больше не пострадал.