Несмотря на подавленное состояние и настроение, мама поехала на работу в Боткинскую больницу. Придя в отделение, она почувствовала, что многие сослуживцы смотрят на нее с ужасом. Было видно: что-то произошло, случилась беда.
Надев белый халат, мама направилась к главному врачу больницы Б.А. Шимелиовичу. Именно он принимал ее на работу в 1932 г. по просьбе профессора В.Н. Розанова, с сыном которого в то время дружил отец. Собравшись с силами, она тихо сказала: «Сегодня ночью арестован мой муж». Он остановил ее словами: «Можешь больше ничего не говорить, я все понял» - и тут же вызвал секретаря партийной организации П.Ф. Нырову и председателя местного комитета Г.М. Нейштадт. Он сам рассказал им о случившемся, после чего мама спросила, что ей теперь делать. И они всем «треугольником» решили, что она должна работать, как и работала с декабря 1936 г., врачом-ординатором травматологического отделения и даже оставаться членом месткома, куда она была избрана и где выполняла функции руководителя производственного сектора. Все трое сказали, что для них никаких перемен в отношении нее не произошло. На этом разговор окончился, но мама запомнила его на всю жизнь и с чувством глубокой благодарности вспоминала о смелом для того времени решении руководства больницы. Это стало для нее большой моральной поддержкой.
Прощаясь с мамой, Б.А. Шимелиович сказал, что «таков наш век: сегодня ты, а завтра я». Слова его оказались пророческими. Этот честный и порядочный человек был в начале 1949 г. безвинно репрессирован по делу о еврейском антифашистском комитете и в августе 1952 г. расстрелян.
Вечером на Конюшковскую приехали Софья Федоровна с Максимилианом Николаевичем и Мария Николаевна с Григорием Михайловичем. Надо было срочно решать целый ряд возникших в связи с арестом отца жизненно важных вопросов. Первый и главный из них - как ему помочь. В его невиновности никто из родных ни секунды не сомневался. Мама сказала, что не оставит мужа в беде и завтра же обратится в НКВД. Но Максимилиан Николаевич категорически заявил, что она не имеет права так рисковать, ведь у нее крохотная дочь, а бабушки и дедушки уже немолоды. В конечном счете семейный совет решил, что хлопотать в НКВД будет Мария Николаевна, поскольку матерей не трогали, и риска было меньше. А жен зачастую арестовывали вслед за мужьями, и потому маме было опасно вмешиваться, имея маленького ребенка. Деньги же отцу и, если возможно, передачи каждый месяц будет приносить мама, стараясь при этом узнать, в какой тюрьме он находится.
Атмосфера в Москве тогда была действительно жуткой. Арестовывали мужей, их жен и даже взрослых детей, а маленьких отсылали в детские приюты. В доме Марии Николаевны, где было восемь корпусов, не нашлось ни одного подъезда, около которого хотя бы раз не стоял «черный ворон». Поэтому необходимо было подстраховаться в отношении меня на случай возможного ареста мамы. Софье Федоровне предстояло заготовить и оформить через РОНО документы для моего удочерения, чтобы я, оставшись без родителей, не попала в детский дом. Возник вопрос и по поводу квартиры, которая была оформлена на отца. Сотрудники НКВД опечатали его кабинет, оставив нам с мамой одну комнату. Теперь ее следовало перевести на маму. О возвращении всей квартиры нечего было и думать. Несомненно, появятся соседи, но с этим уже ничего не поделаешь. Наконец, необходимо было подумать о том, на какие средства жить дальше. Все имевшиеся деньги и даже сберкнижку мамы забрали, а вещей, которые можно продать, в доме не было. Жили тогда небогато, так как отец зарабатывал немного, а мама, хотя и была занята абсолютно весь день, до ареста отца получала маленькую зарплату. Рассчитывать на материальную помощь дедушек и бабушек тоже не приходилось. Предстояло решить, как быть с моей няней Лизой. Мария Николаевна прислала ее на следующий день с дачи, и мама сказала ей, что денег нет и оплачивать ее труд нечем. Но Лиза в той ситуации проявила себя преданным другом нашей семьи. Она плакала и просила разрешить ей остаться, пусть без оплаты, лишь бы только вместе с нами. Лиза взяла на себя ведение хозяйства, всячески экономила деньги и освободила маму от очень многих дел по дому, благодаря чему она смогла поступить еще и на третью службу - взять ночные дежурства на «скорой помощи». Ежемесячно приходилось дежурить по тринадцать-пятнадцать ночей. Это было очень трудно, но давало дополнительный заработок, чрезвычайно важный для бюджета семьи. Кроме того, иногда больница помогала тем, что при возникавшей необходимости подменить врачей на дежурстве (кто-то заболевал или находился в отпуске) тут же ставили на это место маму, если она не была уже занята на «скорой помощи».