Бутырская тюрьма. Общий вид. Начало XX в.
С.П. Королев в Бутырской тюрьме на следующий день после возвращения с Колымы.
29 февраля 1940 г.
Помню, что я ему крикнула: «Ты о нас не беспокойся, я скоро буду защищать диссертацию». Ко мне тут же подскочил часовой со словами: «Здесь о защите не говорят, я вас выведу». Не понял, что речь идет о защите диссертации, и, наверное, подумал, что я говорю о защите Сергея в суде. Вышла оттуда совершенно убитая. Если бы я не была уже седая, то одного этого посещения хватило бы, чтобы полностью поседеть».
М.Н. Баланина. Москва, 1940-е годы
К.М. Винцентини. Москва, 1940 г.
Через несколько дней на Конюшковскую пришел сотрудник НКВД и принес маме записку от отца. На маленьком клочке бумаги он написал, что просит передать ему носовые платки, носки и башмаки. С башмаками возникла проблема: у мамы не нашли, а купить в магазине, да еще срочно, было невозможно. Тогда Григорий Михайлович снял свои ботинки, заменив их парусиновыми туфлями, хотя на улице еще лежал снег, и бабушка повезла эту драгоценную ношу маме, так как вечером посыльный должен был прийти за вещами.
Чем еще можно помочь сыну и мужу? Прежде всего важно, чтобы повторное следствие проводилось более объективно, без применения тех изуверских методов, которые в 1938 г. использовали следователи Быков и Шестаков и о которых отец писал с Колымы в заявлении на имя Верховного прокурора, доставленном к нам домой. Беспокоясь об этом, бабушка 5 марта 1940 г. направила заявление в Главную военную прокуратуру с просьбой передать дело другим следователям.
«II отдел Главной Военной Прокуратуры СССР
Прокурору по следственным делам
Баланиной Марии Николаевны
(по первому браку Королевой),
проживающей Москва-18,
Октябрьская ул., 38, кв. 236
ЗАЯВЛЕНИЕ
В поданной в октябре 1939 г. на имя Верховного Прокурора СССР жалобе, копия которой имеется у Вас в деле, сыном моим КОРОЛЕВЫМ Сергеем Павловичем, осужденным Военной Коллегией 27 сентября 1938 г., указано, кем велось предварительное следствие (копия жалобы, стр. 4-я).
В связи с отменой приговора Пленумом Верховного Суда СССР от 13 июня 1939 г. с направлением его на доследование, прошу Вас, гражданин Прокурор, как наблюдающего
Заявление М.Н. Баланиной прокурору по следственным делам.
Москва, 5 марта 1940 г.
за производством следствия, учесть это обстоятельство и предотвратить передачу дела тем же следователям.
Сын мой уже прибыл в Москву и находится в Бутырской тюрьме.
19 5/III 40 г.
Мать Королева - М. Баланина».
На обороте этого заявления есть запись от 14 марта: «Жалоба Королева передана следователю Быкову для приобщения к делу и проверки доводов по существу обвинения».
8 марта 1940 года отца вызвали на допрос. Как и опасалась бабушка, его проводил все тот же следователь Быков. Он задавал вопросы, связанные, главным образом, с совместной работой и взаимоотношениями отца с ведущими сотрудниками института: И.Т. Клейменовым, Г.Э. Лангемаком, В.П. Глушко. На следующий день тот же Быков провел повторный допрос. Теперь его интересовали поданные отцом ходатайства и переписка с родственниками. Отец сообщил, что отправлял заявления о пересмотре дела Прокурору Союза СССР, в Верховный суд и ЦК партии, переписывался с женой и матерью. Из Новочеркасской тюрьмы послал домой тринадцать писем и получил девять, на Колыме написал пять писем, но, как ему стало известно от сотрудника Севвостлага, они отправлены не все. В числе неотправленных оказалось и его письмо матери с копией заявления в Верховный суд, а из Москвы письма на Колыму вовсе не поступали. На довольно странный вопрос о цели переписки с родственниками отец ответил, что помимо выяснения личных семейных вопросов он хотел узнать, дошли ли его заявления адресатам.