8 марта 1940 г. умерла моя прабабушка Мария Матвеевна. Отец очень любил свою бабушку, у которой в Нежине провел детские годы. И она любила старшего внука, интересовалась его здоровьем и делами, молилась за него, верила в его счастливое будущее. Зная, что сын находится в Бутырской тюрьме, Мария Николаевна купила цветы и поехала туда. Ей хотелось, чтобы эти цветы явились как бы последним приветом внука своей бабусе. Она вошла в крошечный дворик перед входом в тюрьму и остановилась у высокого крыльца. Какая-то женщина подошла к ней: «Вы пришли с цветами, у Вас тут кто-то умер?» Бабушка ответила, что да, умер, но не здесь. Она постояла еще немного, думая о матери, о старом добром нежинском доме, мысленно посылая сквозь мрачные каменные стены слова любви своему сыну.
А следственная машина работала. 28 марта 1940 г. было подписано «Постановление о принятии дела к своему производству», в котором обосновывалась необходимость дальнейшего расследования. На следующий день, 29 марта, другим постановлением возбуждено ходатайство перед Прокуратурой Союза ССР «О продлении срока ведения следствия и содержания Королева СП. под стражей на один месяц, то есть до 2 мая 1940 года». Оба постановления составлены новыми следователями - Рябовым и Кононенко, - возможно, сыграло какую-то роль ходатайство бабушки.
19 апреля отца перевели из Бутырской во Внутреннюю тюрьму на Лубянке и 20 апреля вызвали на допрос к следователю Рябову. Там отец в очередной раз заявил, что невиновен в предъявленных ему обвинениях, что его показания в 1938 г. являются целиком и полностью ложными, данными «под воздействием следствия», что он отказался от них еще до подписания протокола об окончании следствия.
22 апреля отец собственноручно дал дополнительные показания по акту экспертной комиссии 1938 г. Он подробно характеризовал все объекты, которыми занимался, доказывая их приоритетность и необходимость для увеличения обороноспособности страны.
При чтении этих показаний, написанных от руки на шестнадцати листах, поражают их аргументированность, знание проблемы в целом и ее деталей, стремление взять ответственность за неудачи на себя - словом, те качества, которые были присущи отцу уже в те годы и проявились в полной мере, когда он стал Главным конструктором.
25 апреля отца снова вызвали на допрос. На заданные следователем Рябовым вопросы, касавшиеся создания крылатых ракет, даны четкие, исчерпывающие ответы.
Заявление М.Н. Баланиной наркому внутренних дел СССР Л.П. Берии.
Москва, 26 апреля 1940 г.
26 апреля вышло очередное постановление о продлении срока следствия и содержания отца под стражей до 2 июня 1940 г. в связи с необходимостью «допросить ряд свидетелей и документировать вредительскую деятельность обвиняемого».
О том, что отца перевели во Внутреннюю тюрьму НКВД, ни бабушка, ни мама не знали. Их беспокоило состояние его здоровья, оценить которое было невозможно, не видя отца и не имея от него никаких вестей. А так хотелось хоть чем-то помочь! И тогда 26 апреля бабушка написала заявление на имя наркома внутренних дел.
Раз
решение вещевой передачи заключенному С.П. Королеву.
Москва, 29 апреля 1940 г.
«Народному Комиссару Внутренних Дел
т. Берия
Баланиной Марии Николаевны
(по первому браку Королевой),
проживающей - Октябрьская ул.
дом 38 кв. 236 - 18-е почт, отд.
Москва
тел.-К-3-94-81
ЗАЯВЛЕНИЕ
Сын мой, КОРОЛЕВ Сергей Павлович, бывший старшим инженером НИИ № 3 б. НКОП в Москве (год рожд. 1906), арестованный VII отд. НКВД в Москве 27 июня 1938 года, осужден Военной Коллегией 27 сентября 1938 г. на 10 лет. 13 июня 1939 г. Пленум Верховного суда СССР отменил приговор с доследованием.
К 1 марта с/г Королев возвращен из бухты Нагаево-Мальдяк и находится ныне в Бутырской тюрьме.
Обращаюсь с просьбой разрешить мне передать ему вещевую передачу и. если можно, продуктовую.
Мать Королева - М. Баланина
19 26 IV 40 г.»
29 апреля это заявление было направлено на рассмотрение в следственную часть Главного экономического управления НКВД, где наложили резолюцию: «Вещевую передачу можно разрешить».
В служебной записке, направленной в копии начальнику Внутренней тюрьмы, где тогда находился отец, определили список вещей, и с ним на Конюшковскую пришел сотрудник НКВД. В тот же день к вечеру вещи были собраны, уложены в чемоданчик, приняты посыльным по акту и затем переданы отцу.