Итак, отец неожиданно оказался в профессионально близкой ему и значительно более комфортной среде. Тем не менее, это была тюрьма, и попытка связаться с внешним миром через вольнонаемных могла закончиться отправкой в лагерь строгого режима. Однако отец все-таки рискнул передать домой записку, в которой радостно писал, что у него теперь есть настоящая постель с бельем, прикроватная тумбочка с отдельной электрической лампочкой, свои наушники, что он может слушать радио, читать книги, газеты и, самое главное, снова работать. Как же мало человеку надо! Возврат к пусть не совсем нормальным, но просто к более приличным условиям жизни казался ему и таким, как он, огромным достижением, знаком большой удачи.
В первый же день, после ужина, все собрались на шестом этаже в одной из спален - «дубовом зале», задуманном в свое время как зал для приема гостей, а теперь вмещавшем двадцать четыре койки «врагов народа» и называвшемся по фамилии старосты этой группы «спальней Алимова» (отца поместили в спальню И.М. Склянского). В одном из углов зала, на кровати, поджав под себя ноги, восседал А.Н. Туполев. Для отца он был не только начальник, но еще и недавний руководитель его дипломного проекта в МВТУ. Кто мог предположить тогда, при каких обстоятельствах состоится их новая встреча! Андрей Николаевич был явно рад тому, что его воспитанник жив. Бывший узник спецтюрьмы СМ. Егер, у которого сложились теплые, дружеские отношения с отцом, в беседе с журналистом А.П. Романовым в 1987 г. вспоминал: «Вид у него (отца. - Н.К.) был никудышный: истощенный, измученный. Туполев относился к Королеву с непонятной для нас теплотой. Видимо, он ценил те его качества, которых, может быть, мы в ту пору и не замечали -работоспособность, ответственность и интерес к творческим решениям».
Заключенным было ясно, что единственный способ вернуться к жизни, свободе - это работа. В ЦКБ-29 имелись четыре проектных бюро: В.М. Петлякова, создававшего высотный истребитель - проект 100, В.М. Мясищева, конструировавшего дальний высотный бомбардировщик - проект 102 А.Н. Туполева, разрабатывавшего пикирующий бомбардировщик - проект 103 и Д.Л. Томашевича, работавшего над самолетом «Пегас» - проект ПО. Когда отец появился на улице Радио, большую часть группы В.М. Петлякова уже освободили. Это произошло в середине лета 1940 г. после создания самолета, который был успешно продемонстрирован в том году во время первомайского военного парада. Освобожденные петляковцы и теперь продолжали работать, но уже в качестве вольнонаемных. Все работали на четвертом этаже в большом светлом зале, который благодаря огромным матовым окнам окрестили «аквариумом». А.Н. Туполев предложил отцу должность ведущего инженера в конструкторской бригаде крыла, руководимой Б.А. Саукке. Рабочий день длился десять часов. После работы заключенных поднимали в так называемый обезьянник - железную клетку, построенную на крыше здания для прогулок. Казалось, все предусмотрено. Неясным оставалось лишь одно: сколько так может продолжаться. Все находившиеся здесь не имели никаких прав, и никто не знал, что с ним будет завтра. Заместитель А.Н. Туполева, доктор технических наук, лауреат Ленинской и Государственной премий Л.Л. Кербер, бывший узник «Туполевской шараги», описал ее в одноименной книге, впервые выпущенной парижским издательством «Посев» под ошибочно поставленной фамилией «Г. Озеров» (1973), а затем в книге «Туполев» (1999). Он вспоминал, что однажды, когда зашел разговор о богине правосудия Фемиде, отец, грустно улыбаясь, заметил: «Глаза-то у нее завязаны, возьмет и ошибется. Сегодня решаешь дифференциальные уравнения, а завтра - Колыма». Действительно, иногда кто-то из заключенных внезапно исчезал, и никто не знал, куда и зачем. Не случайно, по воспоминаниям товарищей по несчастью, отец нередко повторял свою любимую тогда фразу: «Хлопнут без некролога».
Тем более поразительным являлось полное отсутствие у А.Н. Туполева, моего отца и других заключенных, казалось бы, столь естественных в такой ситуации чувств, как озлобление и обида. Несмотря ни на что, они оставались патриотами и увлеченно работали над конструкциями самолетов, необходимых стране.
Часов, ни наручных, ни настенных, обитатели спецтюрьмы не имели - не положено. Будили их в семь утра. С восьми до девяти - завтрак: каша с маслом, кефир, колбаса, чай, кофе с молоком, затем до часу дня - работа. После обеда, состоявшего из двух горячих блюд и компота из сухофруктов, - снова работа с двух до восьми. В восемь вечера - ужин: горячее блюдо, кефир, чай. Потом свободное время до одиннадцати часов, после чего в спальнях, в отличие от тюрем, где свет не выключался, гасили свет.