переданный им жене из спецтюрьмы НКВД 14 января 1941 г.
Блокнот с изображением взлетающего журавля с монограммой С.П. Королева,
переданный им матери из спецтюрьмы НКВД в январе 1941 г.
На листе блокнота рукой Марии Николаевны написано: «Прислан мне сыном
из КБ ЦАГИ на память с его монограммой в правом углу.
Спасибо П.Ф. (Пете Флерову. - Н.К.), доставившему мне»
долгожданную записку отца. В обмен забирал записку для него и мои детские фотографии. В январе 1941 г. отец переслал с Флеровым в подарок маме и бабушке два маленьких целлулоидных блокнота с обложками, сделанными из пластмассы. На одной он нацарапал силуэт яхты «Маяна» - напоминание о юности, Одессе, о море и любви, на другой - журавля, вылетающего из гнезда на волю, как символ надежды на освобождение. Оба эти блокнота находятся теперь в домашнем музее отца.
С конца 1940 г., видимо для поднятия духа заключенных, НКВД стал периодически разрешать им свидания с родственниками, на которые можно было пригласить двух человек, указав степень родства. Эти свидания проходили в Бутырской тюрьме. Предварительно мама получала открытку, где были указаны день и час встречи. В назначенное время к воротам тюрьмы подъезжал автобус с закрытыми, но не зашторенными окнами. Родственники, не допущенные к свиданию, стояли у въезда, приветственно махали руками, посылали воздушные поцелуи, а мы с мамой уже ждали в помещении. Потом нас провожали в небольшую комнату, где находились стол, стулья и песочные часы. Открывалась другая дверь, и в комнату входил отец с сопровождающим. Тот садился у торца стола, а отец и я с мамой - по обе стороны от него. Переворачивались песочные часы - время пошло. Здороваться за руку, обниматься, целоваться запрещалось, но многое зависело от надзирателя. Зоркое око его наблюдало в основном за тем, чтобы ничего не передавалось из рук в руки. Однако отец всегда приносил с собой и с молчаливого согласия охранника давал мне конфету или печенье. Иногда наш «гувернер» даже разрешал мне сесть к отцу на колени и поцеловать его. Я, конечно, не знала, что наши свидания происходят в тюрьме и что отец арестован. Мне говорили, что папа - летчик, он в командировке и не имеет возможности приехать домой. Для подкрепления этой легенды мама покупала мне книжки и подписывала их печатными буквами, чтобы я не узнала ее почерк, - как бы от папы. Я всегда радовалась этим подаркам и с нетерпением ждала их.
Перед первым таким свиданием мама сказала, что папа прилетел и мы к нему поедем. Проход в тюрьму лежал через маленький дворик. Когда я увидела отца, то первым делом спросила, как он мог сесть здесь на своем самолете. Вместо отца ответил надзиратель: «Эх, девочка, сесть-то сюда легко, а вот улететь намного труднее».
Свидания продолжались около пятнадцати минут и всегда под наблюдением. Потом заключенные снова усаживались в автобус и, посылая прощальные воздушные поцелуи, уезжали «домой» - в спецтюрьму.
Узнав от мамы, что нам не вернули в квартире вторую комнату, отец подал начальству заявление «о неправильно отобранной жилплощади у его семьи».
«ОСОБОЕ ТЕХНИЧЕСКОЕ БЮРО
при НАРКОМЕ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА ССР.
3 февраля 1941 г. г. Москва
№ 44/454
СЛУЖЕБНАЯ ЗАПИСКА Сов. СЕКРЕТНО
ЗАМ. НАЧ. 1-го СПЕЦОТДЕЛА НКВД СССР
КАПИТАНУ ГОС. БЕЗОПАСНОСТИ - тов. КУЗНЕЦОВУ
Направляю Вам заявление заключенного КОРОЛЕВА Сергея Павловича от 26/1-41 г. о неправильно отобранной жилплощади у его семьи, на выяснение.
Результаты прошу сообщить.
ПРИМЕЧАНИЕ: Заявление на 1 листе.
ЗАМ. НАЧ. ОСОБОГО ТЕХ. БЮРО
при Наркоме Внутренних Дел СССР
КАПИТАН ГОС. БЕЗОПАСНОСТИ /БЕКЕТОВ/
отп. 2 экз.
1-й экз. -адресату
2-й - в дело».
14 февраля 1941 г. заявление отца вернулось в Особое техническое бюро с сообщением, что комната в 1938 г. передана в Мосжилотдел и заселена. Таким образом, решить положительно этот вопрос, к сожалению, не удалось.
29 января 1941 г. на Щелковском аэродроме состоялся первый полет пикирующего бомбардировщика. Он прошел успешно и показал определенные преимущества новой машины над зарубежными аналогами. Теперь туполевцы, и среди них отец, с нетерпением ждали скорого освобождения, однако этого не произошло. Как следствие наступила тяжелая депрессия. А.Н. Туполев вынужден был собрать своих соратников и обратиться к ним с призывом не падать духом и постоянно думать о том, что их труд нужен Родине.