Я встречалась с Л.С. Терменом дважды. Первый раз он приезжал к нам домой 12 января 1986 г., в день 79-летия моего отца вместе со своим удивительным инструментом. Всех нас поразили тогда необычный вид и звучание терменвокса. В марте 1988 г. я была у него дома. Он рассказывал об отце и их совместной работе в Омске. Л.С. Термен остался в моей памяти как скромный и обаятельный человек поразительной судьбы, сделавший много полезного для своей Родины.
Но это было потом. А тогда, осенью 1941 г., наши войска продолжали отступать. Настроение у туполевцев было подавленным - ведь в Москве остались родители, жены, дети, а почта не работала, и вестей ждать не приходилось. Э.М. Рачевская вспоминала, как однажды уличное радио донесло через окно звуки красивой музыки, и, чтобы лучше услышать ее, она вышла во двор. Транслировали скрипичный концерт Арама Хачатуряна в исполнении Давида Ойстраха. От проникновенной мелодии стало так тяжко на душе, так захотелось домой, что у нее невольно потекли слезы. Она оглянулась и увидела стоявшего неподалеку моего отца, у которого на щеках тоже блестели слезы. Глядя на него, она разрыдалась, а отец быстро ушел. Когда она вернулась на рабочее место, он сидел за столом и сосредоточенно работал.
Наступило 16 октября 1941 г., страшный для Москвы день, когда фронт оказался рядом. Многих охватила паника. Мама и дедушка Максимилиан Николаевич жили вдвоем на квартире Юрия Максимилиановича, который ранее эвакуировался со своим учреждением, предварительно отправив семью в Чкаловскую область. Сосед по квартире, инженер Метростроя З.Г. Стерлин, предложил дедушке ехать в Йошкар-Олу эшелоном Метростроя, следующим до Казани. Так и решили. Мама пошла провожать дедушку на Казанский вокзал. У него с собой был только маленький рюкзачок с буханкой хлеба и документами. Мама вспоминала, что в тот день на Комсомольской площади творилось нечто невообразимое. Ее переполняли толпы бегущих в разные стороны людей. В этой круговерти мама потеряла своего отца и отчаянные поиски ни к чему не привели. Предположив, что ему стало плохо с сердцем, она, в изнеможении вернувшись домой, попросила Григория Михайловича обзвонить все отделения милиции и морги, а сама обзванивала больницы. Но все оказалось безрезультатно. Только потом выяснилось, что Максимилиану Николаевичу все-таки удалось в тот день уехать в Казань и он благополучно туда добрался. Маме тоже теперь надо было решать, что делать. Ю.А. Победоносцев, семья которого была уже эвакуирована, предложил ей уехать вместе с ним на мотоцикле с коляской за 400 километров (пока хватит бензина) на Восток. Мама поблагодарила за заботу, но от предложения отказалась, сказав, что хочет быть ближе к матери и дочери, находящимся в Йошкар-Оле. Поэтому она согласилась с предложением своего руководителя М.О. Фридланда ехать в близкую к Йошкар-Оле Казань, где уже находились его жена и дочь.
Мария Николаевна и Григорий Михайлович в октябре 1941 г. должны были эвакуироваться с его институтом в Тобольск. Однако случилось так что студенты уехали, а с эвакуацией преподавателей произошла задержка. В то время острота момента уже прошла и они остались в Москве. Семья младшего брата бабушки, Василия Николаевича, эвакуировалась в Саратов, и бабушка считала, что должна стать теперь связующим звеном между членами разбросанной по всей стране семьи. А маме и двум профессорам с огромным трудом удалось попасть в эшелон, следующий до Казани. Перед отъездом мама оставила свекрови записку:
«Дорогая, родная Мария Николаевна! Пробую уйти, не поминайте лихом. Заберите все наиболее ценные мои вещи, которые смогли бы Вам пригодиться, и все продукты у меня и здесь у Юры (Юрия Максимилиановича. - Н.К.) на его квартире. Получите мою зарплату себе - может быть, она Вам поможет на первых порах. Оставляем броню - если будет нужно и можно, занесите ее в домоуправление Юриного дома.