Однажды мы повстречали толстокожего, пасшегося неподалеку от дороги. Я остановил машину, чтобы понаблюдать за ним. В это время появились два других животных — помоложе и поменьше ростом. Одно из них неторопливо пересекло дорогу в нескольких метрах от нас, приблизилось к старшему родичу, опустило голову и обмотало свой хобот вокруг хобота старого самца, после чего оба стали медленно раскачиваться из стороны в сторону.
Затем старый слон снова стал пастись, а младший медленно удалился. Тогда с другой стороны машины подошло третье животное, и эпизод, свидетелями которого мы только что были, повторился.
«Разве слоны здороваются?»-эта мысль пришла в голову всем присутствующим. Но я знаю, что мы, люди, склонны приписывать животным собственные привычки, тогда как мне достаточно часто приходилось наблюдать в дебрях игру случайностей.
Случайность?
Может быть и так. Но разве не удивительно, что несколько недель спустя мы такую же сцену видели в заповеднике Ванкие в Родезии?
Два крупных, но еще молодых животных стояли у болота и пили. Из леса вышел старый самец и приблизился к ним. Один слон прервал свое занятие, направился к вновь прибывшему, склонился перед ним и обмотал свой хобот вокруг хобота «старика». «Обхоботившись» таким образом (выражение «обнявшись»[17] даже в переносном смысле не подходит к четвероногим), оба колосса стали раскачиваться из стороны в сторону, обнюхивая друг друга хоботами. Эти кадры можно видеть в нашем фильме.
Если я добавлю, что несколько минут спустя второй молодой слон обошелся со старым совершенно так же, как его брат, станут говорить, что Шомбурк потчует читателей охотничьими рассказами.
Что поделаешь?
Слон поступил именно так.
ПО СЛЕДАМ ЛИВИНГСТОНА
Последнюю ночь на земле Южной Африки мы провели в Мессине — центре добычи меди в Трансваале. Утром 8 сентября 195б года — несмотря на ранний час было уже очень жарко — мы у Бейтбриджа проехали по широкому мосту через Лимпопо и оказались в Южной Родезии.
Машину пришлось вести по двум узким цементным колеям, проложенным по дороге. Стоило колесам сойти с них, как автомобиль начинало заносить. Бесконечное балансирование очень утомляло нас. Скучное это было путешествие!
При встрече двух автомашин водителям приходилось съезжать на обочину по крайней мере на полширины кузова. При этом поднималось такое же облако пыли, как и на тех участках, где цемент прерывался и несколько километров приходилось ехать по насыпной дороге.
Солнце жгло нещадно, кругом не было ни одного тенистого дерева, только засохшие кусты. Наконец мы обнаружили зонтичную акацию и под ее ветвями съели свой завтрак.
Под вечер мы достигли Булавайо. Этот город был основан зулусскими импи[18] во главе с Моселекатсе[19], отделившимися от Чаки. Здесь и поныне стоит дерево, под которым творил суд вождь матабеле.
Широкие улицы распланированного по-современному города почти не напоминают того Булавайо, в котором я побывал в 1904 году. Напрасно искал я бар, на вывеске которого некогда прочел: «Не стреляйте в артистов, они лучше не могут».
В то время жители города с большой легкостью вытаскивали револьверы из-за поясов; за несколько лет до моего приезда почти никто не оборачивался, когда в питейном заведении раздавался выстрел. Отчаянных ребят было много. Ведь уже строилась железная дорога из Бейтбриджа в Булавайо, поблизости от нее находились золотые прииски, а рядом разрабатывался каменный уголь. Распространен был такой обычай: в бар неторопливо входил рудокоп и выстрелом сбивал со стойки пустую бутылку, давая этим знать, что именно он желает выпить за не совсем скромную сумму 5 фунтов стерлингов.
На следующий день после утомительной поездки по пыльной дороге мы добрались до Ванкие. В этом заповеднике очень много зверей. Из снятого нами фильма можно убедиться, что стада буйволов, насчитывающие до 500 голов, здесь не редкость, а слоны встречаются так часто, что превратились в бич автомобилистов.
Однажды утром перед нами на середине дороги показался слоненок высотой около метра. Он орал во всю мочь: возможно, потерял мать. Племянница пришла в восторг от четвероногого крикуна, она нашла его «милым и прелестным», но я был иного мнения.
Знаю по опыту, сколь опасны могут быть матери-слонихи, когда им кажется, что их потомство в опасности. Не случайно посетителям районов, где водятся слоны, строжайше запрещено останавливаться около слоних со слонятами, а тем более фотографировать их.
Моим спутникам очень не понравилось, что я не разрешил задерживаться, а велел ехать дальше, да к тому же как можно быстрее. Однако это было легче сказать, чем сделать. Толстокожий крикун все время вертелся перед машиной и даже коснулся радиатора мерседеса. Он, очевидно, показался ему чересчур теплым, ибо малыш заорал пуще прежнего. Моя тревога вызывала у спутников только насмешки, но я был согласен прослыть трусом, лишь бы мы уехали до появления слонихи. Наконец нам удалось отвязаться от слоненка.
Когда мы вернулись в лагерь, я рассказал о происшествии хранителю и испытал известное удовлетворение от того, что он не только понял меня, но и поблагодарил за информацию. Посланный им молодой лесничий помог детенышу разыскать стадо и, возможно, спас его от когтей льва. Ведь царь зверей тоже слышал крик беспомощного слоненка и, вероятно, не упустил бы такую добычу.
Ранним утром следующего дня мы покинули лагерь и снова отправились на «охоту». Всего в нескольких стах метрах от места, где стояла наша палатка, мы встретили слониху с бэби.
— Они пришли к тебе с визитом благодарности, дядя Ганс, — пошутила племянница.
— Поторопились, — отвечал я, — для съемки еще недостаточно светло.
Слониха вела себя очень беспокойно. У нее, казалось, были скорее дурные, чем добрые намерения, но мы проехали беспрепятственно.
«Здесь пар издает шум» — так назвали коренные жители водопад на Замбези, грохот которого разносится на много миль вокруг.
Не заезжая в роскошную гостиницу, мы сняли в лагере одну из круглых хижин, которые успели полюбить. Подобно тому как шум прибоя зовет на пляж, нас манил к себе рев водопада. Вскоре мы уже стояли на берегу реки, а потом на мосту и молча любовались великолепным зрелищем, созданным водой и скалами.
Сначала Замбези спокойно несет свои воды, обходя зеленые островки, и лишь иногда подпрыгивает на небольших порогах. Вдруг она исчезает из поля зрения, низвергается в глубину и там, словно силой волшебства, создает из отлетающих брызг стены и радуги. Затем, образуя водовороты и омуты, река повертывает в противоположном прежнему направлении, снова низвергается каскадами, все глубже вгрызается в скалу и опять делает поворот.
Первооткрывателем порогов на Замбези считается Давид Ливингстон, хотя есть некоторые основания сомневаться в том, что шотландский путешественник был первым европейцем, побывавшим здесь. Ливингстон, давший водопаду название «Виктория», так описал грандиозную картину, представившуюся его взору 16 ноября 1855 года.
«Об этом водопаде мы много раз слышали со времени своего приезда в эту страну. Одним из вопросов, которые задал мне Себитуане[20], был следующий: «Есть ли в вашей стране пары, которые производят шум?» Туземцы не подходят к водопаду близко и не исследуют его, они смотрят на него издали с каким-то благоговейным ужасом. Относительно поднимающегося от него пара они говорят: «Моей оа тунья!» (здееь пар издает шум)… После двенадцатиминутного пути от Калаи по воде перед нашими взорами предстало зрелище огромных столбов пара, поднимающихся вверх на расстоянии 5 или 6 миль (9–11 км) от нас. Пар поднимался пятью столбами и, отклоняясь в направлении ветра, имел такой вид, как будто бы эти столбы касались низкого обрыва, покрытого лесом. На таком расстоянии нам казалось, что вверху столбы смешиваются с облаками. Внизу они были белыми, а выше становились темными, как дым. Вся эта картина была чрезвычайно красива.
17
Здесь непереводимая игра слов. Немецкое «Umarmung» (объятие) происходит от слова «Аrm» (рука).
19
Один из вождей зулусов. Под его руководством часть зулусов в 20 —30-х годах XIX века переселилась в нынешнюю Южную Родезию; ныне известна под названием матабеле.