11 мая 1906 года мы выступили из Каломо. Город этот вскоре пришел в упадок, так как центром Северо-Западной Родезии стал Ливингстон у водопада Виктория.
На следующее утро — я имею в виду 19 сентября 1956 года — стоял палящий зной. Мы ехали в северо-западном направлении, противоположном течению Кафуэ. Шум водопада Виктория затих вдалеке. Горячий ветер вызывал жажду, приходилось снова и снова прикладываться к бутылкам с водой. Местность была однотонной и иссушенной.
— Расскажи что-нибудь, дядя, я устала в такую жару балансировать на этих колеях, — подстрекала меня племянница.
И я начал рассказ…
ПО АФРИКЕ
(1906–1909)
Несколько аскарм, служивших в Мумбве, сопровождали меня и Хеммннга на том участке экспедиционного маршрута, который вел через страну машукулумбве[26] — африканского племени, из которого происходили эти солдаты.
Область, через которую я уже проходил однажды по пути в Касемпу, не занимаясь, однако, ее исследованием, отличалась обилием скота. Густая трава на лугах обеспечивала кормом бесчисленные стада коров. В то время в этом краю не было мухи цеце, да и коровья чума, как видно, не причинила здесь большого вреда. Возможно, что именно богатством страны, где поистине текли молочные реки в кисельных берегах, объяснялась леность населения, привыкшего к легкой жизни. Во всяком случае племя машукулумбве слыло самым бездеятельным в Африке. Воины, наводившие прежде страх и успешно сопротивлявшиеся народу баротсе, впоследствии сделались его данниками. В дальнейшем после нескольких мелких стычек машукулумбве подчинились колониальному господству англичан.
В то время машукулумбве ходили совсем нагие, подобно кабуре и лоссо на севере Того. Мужчины всех других племен, с которыми я познакомился в глубине Африки, носили хотя бы набедренную повязку.
В Северо-Западной Родезии существовал обычай — у детей, достигших десятилетнего возраста, удалять резцы верхней челюсти. Мне не раз приходилось присутствовать при этой церемонии. Сидевшим на земле девочкам и мальчикам, которых дюжие мужчины держали за плечи, вставляли в рот кляп, за зубы вкладывали камень, а другим камнем один за другим выбивали зубы. Мне рассказывали, что столь своеобразный обычай был порожден стремлением не походить на племена людоедов, которые, наоборот, затачивали резцы. Из-за отсутствия передних зубов у машукулумбве западали верхние губы.
Мужчины этого племени делали себе прически, достигавшие порой свыше метра в высоту. Разумеется, носить такое сооружение на голове можно было только в степи, но не в саванне и уж, конечно, не в девственном лесу. «Строить» такую башню начинали в юности. Собственных волос, которые связывали на макушке, не хватало, приходилось добавлять волосы женщин (они в тех краях ходят или, вернее, ходили с гладко выбритыми головами) и убитых врагов. Деревенский парикмахер трудился несколько дней, чтобы при помощи глиноподобной массы создать такую искусную прическу. Мне говорили, что стоимость ее равнялась стоимости быка.
Понятно, что сложную постройку из волос старались сохранить как можно дольше, так что сон становился для мужчин машукулумбве серьезной проблемой. Они привязывали верхушку парика к поперечной рейке, положенной в головах ложа на две вилообразные деревяшки. Спящий мог ворочаться, не опасаясь, что прическа развалится.
Казалось бы, сооружения из волос должны были изобиловать паразитами. Но как ни странно, у машукулумбве это было не так.
Иное дело прически людей соседнего племени батока, которые обильно смазывали волосы жиром и покрывали глиной. Этот весьма редко обновляемый состав обладал необыкновенной притягательной силой для вшей. В огромных прическах батока они чувствовали себя также вольготно, как в панцирях черепах и разноцветных жуков, в рогах маленьких антилоп, между когтями хищных зверей и птиц или в их оперении. Но батока нашли и поселили в своих прическах непримиримого врага этих малосимпатичных насекомых — гигантского долгоносика. Чтобы этот охотник за вшами не сбежал и верно служил хозяину, ему отрывали нижние членики ног.
Под натиском цивилизации давно исчезли прически машукулубмве и батока. Причиной тому — неумолимость финансового ведомства. Каждый подданный колониальной державы должен платить налоги. Чтобы вносить их, ему приходится работать. Но это невозможно с париком в метр высотой, который угрожает развалиться при каждом движении.
В области балунда нас встретили неприветливо. Местность здесь лесистая, районы, расположенные высоко над уровнем моря, представляют собой настоящие джунгли. В краю с такой густой растительностью особенно неприятно чувствовать, что за тобой все время следят.
Балунда, жившие в этих широтах, еще никогда не имели дела с европейцами. Даже торговые караваны португальских мулатов не переходили границ этой области. В таких условиях было весьма рискованно путешествовать по стране без хорошего вооружения. Мы же взяли с собой, помимо охотничьих, только два или три старых ружья, заряжавшихся с дула. И все же я уверен, что именно поэтому нам удалось проникнуть в глубь страны и пробыть там длительное время, не подвергая себя большой опасности. Разумеется, за нами с самого начала следили. Но мы спокойно шли своей дорогой без охраны, не бряцая оружием, и в конце концов нас оставили в покое.
Первого вождя балунда, с которым нам удалось подружиться, звали Шевулой. Поблизости от его деревни мы разбили лагерь, чтобы дать отдых натруженным ногам. Но тут к нам явились послы другого вождя балунда — Чибавы.
— Мы знаем, что вы пришли из большой воды и родились не от женщин, — провозгласили послы. — Это вы принесли в нашу страну ружья. Мы пытались убить вас из них, но убедились, что это невозможно, ибо вы в состоянии заколдовать ружья. Зато мы можем заколдовать стрелы. И при их помощи победим вас.
Как ни любезно было изложено это послание, оно не доставило нам удовольствия. Мы богато одарили людей Чибавы и отослали их с наилучшими пожеланиями великому вождю. Я уже знал, что подобные угрозы не приводятся в исполнение, если сделать вид, что не принимаешь их всерьез. Стоит ли упоминать, что мы с Хеммингом все же чувствовали себя неважно, хотя отметили первый успех: посланцы вождя балунда покинули наш лагерь в большом смущении. Выслушав их заявление, мы, вопреки ожиданиям, не только не задрожали от страха, но еще и одарили их. Это произвело впечатление.
И тем не менее положение стало весьма серьезным. Заряжающиеся с дула ружья (бывшие тогда в ходу у африканцев) имели огромное преимущество для тех, в кого из них стреляли: они издавали громкий треск. Он действовал успокаивающе, ибо давал понять, что пуля не попала в цель. К тому же по этому звуку можно было определить, откуда произведен выстрел. Стрела же этой тайны не раскрывала, а малейшая царапина, оставленная отравленной стрелой, вызывала мучительную смерть. Пигмеи пользовались еще более сильными ядами, чем бушмены: маленькой стрелы, выпущенной из маленького лука маленьким человечком, при точном попадании было достаточно, чтобы уложить слона.
Добрый ветер занес к нам желанного союзника — датского охотника на слонов Ларсена, знаменитого тогда во многих областях Африки. Он покинул Португальскую Восточную Африку в поисках новых охотничьих угодий. Под руководством Ларсена я стал опытным охотником на слонов.
Сейчас эта профессия вымерла, так же как и романтичная, но менее опасная профессия ковбоя. В западных штатах Северной Америки вместо настоящих ковбоев остались лишь бравые пастухи да статисты кино, а в нынешней Африке — охотники за трофеями. Профессионалы наводят их на крупную дичь, и, вернувшись на родину, эти «охотники» бахвалятся «героическими» подвигами, не более опасными, чем посещение зоологического сада.
Однако и сейчас в Африке у лагерных костров рассказывают истории про великих охотников, живших в минувшие дни. Про легендарного шведа Эриксона, про богатырски сильного сэра Сэмюэла Бекера, охотившегося у истоков Нила в Эфиопии и пользовавшегося почетом во всей Центральной и Восточной Африке. У него было ружье, которое африканцы называли «Бэби». Бекер сам его смастерил и стрелял полуфунтовыми разрывными пулями, не падая на землю при отдаче. Рассказывали, что вместе с арабами племени хомран он верхом отправлялся охотиться на слонов, вооружившись только мечом. Не забывают в Африке и англичанина Селоуса, а также моих соотечественников Кнохенхауэра, Ундервельца, братьев Ринглер и многих других.