Зато какой обильной бывала добыча наших кинокамер на реках во время отлива! Под высокими корнями мангровых и пандановых деревьев слышались шуршание и шелест. Из зловонного ила показывались отвратительная голова крокодила или блестящее туловище змеи. Время от времени перед плоскодонным челном, в котором я скользил по болотам и прибрежным заводям, в воду нырял пернатый водолаз. Стаи обезьянок шумно резвились в кронах деревьев.
Еще интереснее было наблюдать жизнь мелких существ, которым «старый африканец» обычно не уделяет внимания. Мы останавливались у какой-нибудь илистой банки и в полном молчании выжидали несколько минут… Из ила высовывалась клешня, за ней робко появлялась вторая, третья, и вскоре вся отмель оказывалась усеянной раками-отшельниками. Тут же затем выползали из своих жилищ тысячи более крупных и совсем малюсеньких раков. С большим усердием принимались они за дело: засовывали в рот микроскопические кусочки ила и клешней выталкивали их обратно. Получались катышки, раки накладывали их один на другой, пока не образовывался целый слой таких шариков. Время от времени какой-нибудь рак исчезал в своей норе, но затем поспешно из нее выползал, словно боясь потерять драгоценное время. Тот, кто обладает хорошим слухом, мог не только видеть, но и слышать это явление природы. Казалось, что где-то вдалеке поют; ухо улавливало то более высокие, то более низкие звуки.
Мне не удалось установить, высасывают ли раки из илистых зернышек пищу. Одного неловкого движения, одного звука было достаточно, чтобы маленькие существа с быстротой молнии исчезали, оставив после себя след — шероховатую поверхность ила.
Еще занятнее был другой обитатель илистой банки: Perlophthalmus koelreuterl — вьюн вислобровый. Стоило потревожить эту рыбку, имеющую около 15 сантиметров в длину, как она начинала скакать по поверхности воды. Терпение наблюдателя вознаграждалось тем, что он видел, как под лучами солнца переливались множеством красок мокрые светло-коричневые и серо-зеленые тела рыб с серебряными, синими, серыми пятнами. Особенно любопытно то, что эти веселые маленькие прыгуны могут существовать не только в воде, но, подобно амфибиям, и на земле. Они плавают и даже ползают при помощи несоразмерно длинных рукообразных грудных плавников. Порой они взбираются на целый метр по корням мангровых деревьев, но, испугавшись чего-либо, немедленно кидаются в воду и удирают прочь.
Боми, как называют их жители Либерии, особенно хорошо чувствуют себя во время отлива в многочисленных ямах у берегов. Приняв вертикальное положение, они разевают рот в ожидании насекомых и с удивительной быстротой ловят их на лету. Нам случалось видеть, как какой-нибудь боми затевал кровопролитную драку с родичем, облюбовавшим ту же лужу, что и он. Воинственно бросался он с поднятым спинным плавником на ничего не подозревающего пришельца. Нередко столкновение перерастало в настоящую баталию. Это одно из тех бесчисленных зрелищ, которые мать-природа повсюду показывает терпеливому исследователю — ив степи, и в пустыне, и в девственном лесу, и на илистом берегу либерийской реки во время отлива.
Выполнив в Монровии и в районе побережья[40] все, что было нами намечено, мы в январе 1924 года по реке Сент-Пол поднялись на лодках в глубь страны. Двигаясь пешком параллельно побережью, мы переправились через реку По и достигли реки Мбао. Это была первая река, протекавшая по настоящему девственному лесу, через которую переправилась наша экспедиция.
Даже если бы мы нашли более совершенные средства передвижения, чем утлые челны коренных жителей, нам пришлось бы соблюдать максимальную осторожность. Ведь мы везли чрезвычайно ценный и чувствительный к сырости груз. Я имею в виду не только пленку (для хранения ее я еще до войны сконструировал нечто вроде деревянного термоса), но и химикалии, а также другие материалы, необходимые для проявления кадров.
В моих этнографических исследованиях я всегда придавал большое значение танцам и всюду, где это было возможно, делал зарисовки. Теперь нам удалось заснять в Либерии танцы, которые до этого едва ли видел хоть один европеец.
Я познакомился с одним из вождей ваи — Фоди Массали. Он пришел в свой «город» Бвайгбон, где мы расположились на некоторое время. (Городом называли в Либерии любой поселок, состоявший более чем из 10 хижин.) Фоди Массали не раз выручал меня из затруднительных положений, и я считаю его одним из лучших своих друзей. Он же помог мне устроить народный праздник, позволивший заснять своеобразные пляски его племени.
Началось торжество с того, что раздались звуки зассы — высушенной тыквы, наполненной камешками; к их громыханию присоединился гулкий звон металлических обрезков, помещенных в густой сетке. Ловкие коричневые руки непрестанно встряхивали двойной инструмент.
Сначала танцевали женщины племени. Затем демонстрировали свое искусство бродячие актеры — профессионалы. Один плясал с мечом, делая при этом комичные прыжки с виртуозностью, которая вызвала бы восхищение на лучших эстрадах Европы. Другой выполнял атлетические упражнения. За ним выступил канатоходец из области менде в британской колонии Сьерра-Леоне. Своим искусством он зарабатывал себе на пропитание. На нем был высокий парик из человеческих волос. Одна хореографическая картина сменяла другую, праздник, который начался утром песнями и танцами, закончился поздно ночью…
С обильной кинодобычей мы направились из Бвайгбона к реке Лоффа, служившей границей владений Фоди Массали, а оттуда в Джонду — старейший «город» области ваи. Кроме поставленного правительством властителя Варни Марбу, здесь правил еще и прежний вождь Кинг, который благодаря торговле (в частности, вероятно, и людьми) нажил сказочное для Западной Африки состояние.
Когда обитатели девственных лесов Либерии увидели нашу аппаратуру и убедились, что мы не покупаем слоновую кость и не собираемся охотиться на обезьян, они усомнились в нашем рассудке. Издававший жужжание колдовской ящик с тремя ножками, у которого вечно кто-нибудь стоял и крутил ручку, казался ваи признаком еще не виданного безумия.
В Джонду передо мной встали задачи совсем особого рода. Я приехал туда, чтобы засиять для кино ритуальные танцы. Меня интересовали не веселые деревенские пляски, не танцы охотников и воинов — их можно было видеть во многих местах, — а лишь церемонии тайных союзов[41], тщательно скрываемые от взглядов посторонних, а тем более европейцев.
Не успел я хорошенько оглядеться в Джонду, как обнаружил поблизости деревеньку с хижинами из пальмовых листьев — словом, ^анде или Бунду — воспитательное заведение тайного союза девушек. Мне стало известно, что через несколько дней здесь состоится выпуск, именуемый «омовением». Он обычно связан со своеобразным ритуалом. Нельзя было терять ни минуты, если я хотел первым из чужеземцев получить разрешение присутствовать на выпускном празднике, притом не в единственном числе, а с кинооператорами и главным действующим лицом — колдовским ящиком о трех ножках.
Правда, Варни Марбу, с которым я познакомился еще в Монровии, обещал мне свое содействие. Но нарушить обычаи племени было не так-то просто, и соглашению должен был предшествовать затяжной разговор. Кинг и Варни Марбу свободно говорили по-английски, но те же обычаи требовали, чтобы они объяснялись со мной через своего вестника, так что моему верному Моморо пришлось переводить его длинные речи. После нескольких дней словопрений, мы наконец договорились о том, что Варни Марбу зайдет за нами и кружным путем поведет в Бунду.
Это и произошло несколько дней спустя, когда деревня изнывала под лучами полуденного солнца. Чтобы навести любопытных (а также злых духов) на ложный след, мы отправились сначала в сторону, противоположную Бунду. Сопровождали нас только кинооператоры и двое доверенных лиц правящего вождя.
40
О своем путешествии в Либерию я подробно рассказал в книге «Пульс дебрей», а потому ограничусь здесь несколькими замечаниями общего характера. —
41
В области, которую посетил Шомбурк, все юноши и девушки, достигшие 12–14 лет, должны были пройти определенный курс обучения. Старики передавали им верования, предания и обычаи, учили всему, что должен знать взрослый член племени: мальчиков — охотиться и строить дома, девочек — ухаживать за ребенком и вести хозяйство.
Учение происходило в глухом лесу. Посторонним доступ туда был запрещен, поэтому эти союзы (Санде или Бунду — для женщин, Поро — для мужчин) автор книги называет тайными.