Мы медленно проезжали по заповеднику в поисках объектов для первых кадров. Солнце прорвалось сквозь тучи, освещение было прекрасное — все благоприятствовало съемкам.
Однако тонконосые павианы перехитрили нас. Они пересекли шоссе далеко впереди и исчезли в зарослях. Один старый самец остался сидеть на дороге. Я бросил ему лист бумаги, чтобы пробудить в нем любопытство и этим самым задержать. Он осмотрел бумагу и, очевидно, воспринял ее как приглашение подойти поближе. Но интересовала его моя племянница, сидевшая за рулем, а вовсе не я. Дедушка бабуин просунул в машину лапу, по «красоте» не уступавшую его физиономии, похожей на собачью. Ему хотелось конфет. Во всяком случае, получив сладости, он сразу же отошел. Очевидно, они понравились ему не меньше, чем плоды и коренья, насекомые и улитки, которыми обычно питаются эти животные, распространенные в безлесной части Африки.
Близ пляжа на голом утесе сидели бакланы — пернатые рыболовы. В таких местах они гнездятся целыми колониями. Блестящее оперение птиц резко выделялось на фоне морской синевы и желто-белого камня. Желанная «добыча» для нашего киноаппарата!
На следующий день меня опять потянуло за город. Еще до восхода солнца мы отправились на расположенный в бухте островок, как мне говорили, настоящее Эльдорадо для пингвинов и тюленей. Однако нигде не было видно ни хищных больших пингвинов, ни маленьких очконосых. Я выразил вслух свое разочарование, но в ответ услышал: «Да ведь море-то спокойное! А эти пожиратели рыб нежатся здесь в бездействии только во время бури…».
Так бесплодно прошел еще один день. Утешением, правда, весьма слабым, служила мне истина, постигнутая в результате полувекового опыта: терпение есть первейшая добродетель исследователя, который стремится не только наслаждаться природой, но и поведать другим людям о ее особенностях.
Между тем мы получили документы, необходимые для того, чтобы иметь возможность беспрепятственно передвигаться по заповедникам для зверей и снимать все, что захочется. Но погода не благоприятствовала нам — дни стояли дождливые, туманные, неприятно холодные.
— Ничего, — сказал я племяннице. — Климат западной части Капской провинции в зимнее время очень изменчив. Сейчас мы отправимся на восточный берег, а оттуда в горы, и ты увидишь, что Южная Африка по праву зовется страной солнца. Обещаю тебе теплые, светлые дни, хотя по утрам будет свежо и не исключены даже заморозки. В 1900 году в стране зулусов я не раз видел тонкую пленку льда на болотцах, к которым после восхода солнца приходили за водой девушки с тыквенными бутылями.
Этот метеорологический прогноз я высказал в самом радушном настроении. Кейптаун остался позади. Мы уже несколько часов ехали по обширной равнине, направляясь к нагорью, которое вклинивается между западной и восточной частью Капской провинции и спускается к заливу Фолс-Бей.
Нам предстояло проехать по перевалу сэра Лоури. Он расположен на небольшой высоте, но к нему ведет узкая, извилистая дорога с крутыми подъемами. «Пун-да» была перегружена — такова уж участь всех экспедиций, и я глядел не столько вперед, сколько назад, опасаясь, что она может не выдержать первого испытания. В конце концов маленький грузовичок не дорожный гигант… И я все же с удовлетворением установил, что и на этот раз не ошибся в выборе машины. Правда, грузовичок пыхтел и вздрагивал, но, проехав несколько миль по нагорью, я успокоился и занялся маршрутом нашего мерседеса, любуясь в то же время виноградниками и плодовыми садами.
Моссел-Бей расположен у подножия гор Аутеника и, как видно из его названия[3], лежит на берегу океана. Это была первая бухта на побережье Восточной Африки, которую посетили португальцы, когда искали морской путь в Индию. Здесь в 1487 году высадился Бартоломеу Диаш. Бухта стала стоянкой для тех португальских кораблей, направлявшихся в Индию, которым удалось избежать страшных штормов у южной оконечности материка. Отсюда и название «мыс Доброй Надежды» — надежды на успешное завершение путешествия.
В 1500 году Педру д’Атайди, командовавший флотилией, которая потеряла во время урагана почти половину судов, составил описание этой катастрофы. Его должны были прочесть моряки, возвращавшиеся из Индии. Свое послание д’Атайди спрятал в сапог и подвесил его на молодое деревце. Ныне это побитое бурями, постаревшее на четыре с половиной века дерево с четырьмя стволами стоит посреди города. Оно находится под защитой управления по охране памятников старины.
С 1600 года у моряков вошло в обычай по пути в Индию оставлять письма, адресованные в Португалию, возле «почтовых камней». Они лежали на берегах удобных бухт, куда неизменно заходили суда, направлявшиеся в Европу.
Перед Моссел-Беем есть скалистый островок — Тюлений. Еще в век великих открытий он изумлял моряков тем, что здесь собиралось неисчислимое множество морских львов. Городские власти предоставили мне небольшой портовый буксир с гребной шлюпкой. Подойдя к островку, мы засняли море, кишевшее тюленями, и смогли записать на пленку напоминающие блеяние овец звуки, которые издавали сотни безвредных, хотя и не очень приятно пахнущих животных, в мгновение ока окруживших нашу лодку.
К ним вполне применима известная поговорка: «И от избытка беда бывает». Морские львы питаются рыбой. Когда их появляются тысячи, как у этого скалистого островка, рыбные богатства заметно сокращаются, а с ними и заработки местных жителей. Вот почему к островку нередко подходит баркас с рыбаками, которые стараются приманить к себе тюленей. Ничего не подозревающих животных бьют дубинами. Рядом с их трупами даже много дней спустя после побоища можно видеть живых детенышей. Лишившись матерей, они гибнут от голода.
Мне рассказывали, что при появлении «судна смерти» стаи морских львов ищут убежища в открытом море; поэтому борьба с ними становится все труднее. Наша лодка, однако, вошла на веслах в самую гущу тюленей, и мы были поражены их доверчивостью. Если, судя по рассказам моих южноафриканских информаторов, тюлени уже признали «врагов» в вооруженных дубинами рыбаках, то неужели среди них мог распространиться слух о том, что бывший охотник на крупную дичь Ганс Шомбурк вот уже полстолетия «охотится» только с фото- или киноаппаратом?
Из Моссел-Бея мы направились в Порт-Элизабет. В этом городе есть знаменитая змеиная ферма. Спасение человека, укушенного гадом, зависит в большинстве случаев от своевременного введения сыворотки. Когда-то ее поставлял в Южно-Африканский Союз Институт Пастера в Париже, но вот уже несколько десятилетий как сыворотку стали производить в Порт-Элизабете. Поэтому змеиная ферма не только является местной достопримечательностью, но и имеет неоценимое значение для всех районов, где люди еще сравнительно часто подвергаются укусам змей.
Визит в это учреждение напугал моих спутников, не привыкших к пресмыкающимся. После того как один из сторожей дал кобре укусить себя в руку (защищенную кожаной перчаткой), я поразил племянницу, попросив положить мне на шею питона. Схватив удава сзади за голову, я поднес его очень близко к лицу. Еще в юности я перестал бояться питонов.
В то время я жил с товарищем на реке Умфолози в стране зулусов[4]. Там в дикой местности был маленький пост. Кругом водилось много антилоп и еще больше пернатой дичи, болота речной долины кишели бекасами. Почти всюду можно было встретить змей, особенно питонов.
Я всегда держал во дворе несколько этих удавов, отнюдь не к радости моего товарища и наших посетителей-африканцев, которые боятся могучего пресмыкающегося, хотя и знают, что нападает оно редко, да и укус его безвреден.
Несмотря на колоссальные размеры питонов, ловить их было нетрудно. По утрам, когда я выезжал на охоту, нередко под самыми копытами лошади через дорогу проползал питон. Поймав змею, я привязывал ее за шею к дереву, а на обратном пути забирал на «змеиную ферму». Однажды, возвращаясь домой, я еще издали увидел, что по тому месту, где был привязан пойманный питон, прошел лесной пожар. Пленник сгорел. С тех пор я больше не держал змей на привязи.
4
Страной зулусов следовало бы называть весь Наталь — провинцию ЮАР, где зулусы являются коренным населением, но автор под страной зулусов подразумевает иногда лишь резерват Зулуленд.