В другой раз Селемани и несколько самцов зашли в деревню, сорвали крышу с амбара и сожрали находившуюся в нем кукурузу. Затем они решили передохнуть невдалеке в тени густых акаций, ветками отгоняя от себя мух.
В это время через деревню проезжал белый господин — один из первых, кто побывал в этой стране. Он увидел опустошения, произведенные слонами, и без труда нашел нескольких жителей, согласившихся по оставленным следам навести его на стадо.
Селемани, который охранял стадо сзади, вдруг почувствовал страшную боль, какой он еще никогда не испытывал. Одновременно раздался громкий треск. С быстротой молнии голова слона повернулась в направлении звука, где рассеивалось облачко дыма. В нем Селемани заподозрил своего врага. Громко трубя, он ринулся в ту сторону, размахивая хоботом, схватил нечто мягкое, поднял, а затем с силой швырнул на землю.
Теперь он узнал, что боль причинило ему одно из тех двуногих существ, которых он прежде никогда не боялся. Ярость его не имела предела. Вновь и вновь пронзал он бивнями лежавшее перед ним безжизненное тело, поднимал его и опять бросал на землю, пока не растоптал, превратив в кровавую массу.
Завершив уничтожение врага, Селемани почувствовал слабость. Когда раздался выстрел, стадо обратилось в бегство и оставило его одного. Колосс, шатаясь, стоял перед своей жертвой, из раны в его боку лилась кровь. Через несколько минут к нему приблизились два слона, разыскивавшие вожака. Селемани оперся на одного из них, ощупал хоботом место ранения и попытался остановить кровь, втискивая в рану катышки из земли и пережеванного корма.
Три самца медленно пустились в путь. Селемани знал поблизости одно болото, где мог зайти глубоко в воду и, не опасаясь преследований, дожидаться выздоровления или смерти.
Много дней простоял он неподвижно, время от времени охлаждая рану водой. Однажды на рассвете он почувствовал голод и стал рвать хоботом болотную траву. Она показалась ему вкусной. Он был не прочь снова отведать мягкие верхушки акаций. Слон повернул тяжелое тело к берегу, легонько шлепнул хоботом по затянувшейся ране и стал ждать. Боли больше не было.
Селемани вернулся к стаду. Его товарищи дивились тому, с какой осторожностью с тех пор приближался старый вожак к краалям африканцев и каким злым порой становился. Еще больше поражало даже старых самцов то, что с некоторых пор Селемани главным своим врагом считал человека. Люди же с недоумением спрашивали себя, как случилось, что слоны стали такими пугливыми и злобными, и почему они бросаются очертя голову на любого двуногого, оказавшегося у них на пути.
Лонгома все еще сидел на корточках, пристально глядя на костер, в огонь которого он, казалось, бросал свои слова.
— Это хороший рассказ, — похвалил я Лонгому. — Он показывает, что из-за огнестрельного оружия доверчивое, хотя и вороватое животное превратилось в злобного зверя, который одновременно ненавидит людей и боится их.
Я задумчиво посмотрел на затухавший огонь. В те годы, когда Селемани был молодым вожаком стада, когда порох еще дымился, а ружья заряжались с дула, в стране было мало белых охотников. Но их становилось все больше, ибо появился спрос на слоновую кость — из нее изготовляли бильярдные шары и резные изделия. За последнее столетие многие тысячи толстокожих погибли гораздо раньше положенного им природой срока, став жертвами людей, стремившихся к обогащению.
Не только Селемани и другие вожаки, даже слонихи и слонята, почувствовали, что двуногий враг с каждым днем становится опаснее. Человек приспособился к среде, в которой жили слоны, приноровился к их привычкам, применял все более дальнобойное и бесшумное оружие. Целыми днями и неделями выслеживал он стадо, чтобы перестрелять слонов с крупными бивнями. Слепая ярость, с которой Селемани и его сородичи бросались на людей после первых столкновений с белыми охотниками, уступила место сознанию, что борьба с ними не под силу слону, что умнее стараться спастись бегством. А ведь слон нс труслив — он умеет сражаться так, как, пожалуй, ни одно другое животное. Более всего он ненавидит человека, и научил его этой ненависти сам человек.
— Ты прав, господин. — В устах простодушного сына природы эти слова прозвучали решительным подтверждением моих размышлений. Усмехаясь, он поднял голову.
— Ты — великий охотник, господин, — продолжал он, — и поступил умно, когда не стал второй раз стрелять в Селемани. Ты проживешь долго, он тебя не убьет, и никакой другой тембо тоже не убьет тебя.
А в это время Селемани и его спутник, отделившись от жираф, шли навстречу новым приключениям, новым столкновениям с охотниками, столкновениям, которые станут темой рассказов у других лагерных костров и с быстротой, возможной лишь в дебрях, приобретут легендарный характер.
Все гуще становились заросли, покрывавшие равнину. Селемани направлялся к большой реке, где даже в сухой сезон оставалось много влаги. На берегу слоны остановились на несколько минут, понюхали воздух и на пились. Затем вошли в воду. Старый Селемани согнулся под тяжестью лет и собственного веса, а потому был на несколько сантиметров ниже своего спутника. Ему первому пришлось пуститься вплавь. Африканцы утверждают, что слоны совсем не умеют плавать, выискивают мелкие места и переходят реки вброд, держа хобот над водой, чтобы не захлебнуться. Я же не раз своими глазами видел, как слоны плавают, переваливаясь с боку на бок.
Селемани давно владело стремление к странствиям. Слона видели на расстоянии сотен километров от тех мест, где он появлялся прежде. Когда мне рассказали об этом, я вспомнил о знаменитом бегемоте Губерте. Он отправился в путешествие из бухты Сент-Люсия, находящейся в Южной Африке, застрелили же его в Ист-Лондоне. В устье реки Баффало, где стоит этот город, последний бегемот был замечен за 100 лет до этого.
Может быть, Селемани казалось, что к нему приближается смерть? Я не сомневаюсь в том, что стареющие или больные африканские слоны уходят в определенные места на болотах, на мелководных реках или озерах и там дожидаются своего конца.
Переправившись через реку, Селемани и его спутник вышли в мбугу[49], где трава поднималась выше их спин. Они шли по туннелю в траве, высоко подняв хоботы, которыми нюхали воздух. После долгого путешествия мзее[50] чувствовал потребность в отдыхе. Его спутник стал подле тяжело дышавшего Селемани, и он, положив бивни на плечи «раба», уставился в землю.
В долине реки, поросшей густой травой, он не подвергался опасности. Слон закрыл глаза. Ему на спину уселись волоклюи. Они выискивали в шкуре слона клещей, которых не прогнала пыль, выдутая из хобота. В то же время они предупреждали Селемани об опасности, ибо при малейшем шорохе улетали.
Капела улегся на землю и заснул, спокойно посапывая. Под охраной волоклюев и «старика», который подсознательно продолжал бодрствовать, он чувствовал себя в безопасности. Селемани, не открывая глаз, помахал хоботом, ощупал тело своего верного спутника и, словно лаская молодого слона, погладил его.
Никто не считал, сколько лет ходили они вместе по зарослям, степям и девственным лесам. Когда-то Селемани встретил в лесу отставшего от стада слоненка, достаточно взрослого, чтобы обходиться без материнского молока. «Старик» взял его с собой. Время от времени он даже делал крюк, чтобы испытать найденыша. Слоненок подчинялся воле Селемани, послушно и бесшумно следуя за ним. С тех пор как найденыш впервые стал впереди «старика» и тот положил ему па спину бивни, волочившиеся по песку, слоненок сделался «рабом» Селемани.
У молодого самца, разумеется, еще нс было бивнем. Чтобы он не остался без тех лакомств, о которых обычно заботятся матери, Селемани сдирал кору с деревьев и бросал ее спутнику, обрывал с верхушек самые вкусные ветки. Капела нравился Селемани, и старый слои, будучи сам гурманом, угощал юного друга такими обедами, какие редко достаются толстокожим. Он рвал для него кисловатую фитингулу, растущую па песчаной почве в водоразделах рек, спелые плоды пальмирской пальмы, бананы, считающиеся у слонов лакомым блюдом, и, конечно, плоды манго, не имеющие по вкусу себе равных.