Горничная с улыбкой спросила, что нам нужно, но, увидев перед собой трех мужчин, онемевших от смущения и удивления, тоже смутилась и испугалась. Тогда мы, чтобы как-то выйти из дурацкого положения, принялись забрасывать ее нелепыми, беспорядочными и никому не нужными вопросами. Мы спрашивали: давно ли опа работает в гостинице, нравится ли ей в Эфиопии, сеть ли у нее знакомые эфиопы, много ли в отеле иностранцев? А пан Беганек попытался выяснить, каково население Аддис-Абебы.
Наша нервозность и странное любопытство окончательно напугали маленькую француженку. Она пролепетала, что им запрещено разговаривать с клиентами гостиницы, и выбежала из номера. Скорее всего она приняла нас за агентов какой-нибудь иностранной разведки, пытавшихся выведать у нее важные государственные тайны.
Первая неудавшаяся попытка осуществить гениальную идею несколько охладила наш пыл. Один только Бвана Кубва был вполне удовлетворен и не скрывал этого. Он считал, что, если бы мы сразу послушались его и вызвали служащего из прачечной, все было бы в порядке. Затем, уже не спрашивая нашего согласия, он нажал кнопку третьего звонка.
Если бы бедняга Павел знал, какой его ждет удар! Вызванный им «специалист по грязному белью» оказался широкоплечим немцем с угрюмым лицом, напомнившим нам лица «капо» из гитлеровских концентрационных лагерей. Мы даже не попытались завести разговор и отослали его ни с чем, без всяких объяснений. Мрачный парень вышел из номера, бормоча себе под нос, что поляки только для того и существуют, чтобы отравлять жизнь спокойным людям! А мы остались в номере, потерпев очередное поражение.
После этого пан Беганек, шмыгая своим простуженным носом, сказал, что нет смысла нажимать на четвертый звонок, потому что в этом отеле наверняка нет ни одного эфиопа и что в Судане такого никогда не могло бы случиться, потому что там совершенно другая жизнь. Павел, как всегда, не согласился с референтом. Он сказал, что только слабые духом приходят в уныние от первых же неудач, и потребовал вызова чистильщика обуви.
Я в принципе поддерживал точку зрения пана Беганека, но, поскольку дождь продолжал стучать в стёкла и делать нам все равно было нечего, высказался за продолжение эксперимента.
С бьющимися сердцами мы нажали кнопку четвертого звонка.
На этот раз нам пришлось подождать. Через пятнадцать минут раздался стук в дверь, и в номер вошел… Вы, конечно, думаете, дорогие читатели, что это был швед, испанец, болгарин или англичанин? Не угадали, мои дорогие! На этот раз — нет. Вопреки нашим опасениям, чистильщик обуви оказался чистокровным эфиопом. Мы это сразу определили по золотистой коже, острому крючковатому носу и небольшой черной бородке — такой же, как у таможенников в аэропорту, это был совсем еще молодой человек, его лицо светилось самой приветливой из всех приветливых эфиопских улыбок, а в руках он держал две обувные щетки, которые со всей сердечностью протягивал в нашу сторону.
— Наконец-то настоящий эфиоп! — выдохнул взволнованный пан Беганек. — Не забудьте, что этим вы обязаны мне.
Да, цель эксперимента достигнута! У нас в номере находился самый настоящий эфиоп из Аддис-Абебы. Теперь оставалось только узнать у него как можно больше интересного о городе, осмотреть который нам мешал вождь. Поскольку, по нашим сведениям, в Эфиопии многие понимают по-английски, а мы все трое знаем его, мы обратились к вошедшему с приветствием на >том языке. Павел объяснил нашему гостю, с какой целью он приглашен, и попросил уделить нам немного своего драгоценного времени.
Эфиоп внимательно выслушал речь Павла, улыбнулся и приветливо сказал:
— Molto bene![9]
— Он понимает по-английски, но говорит только по-итальянски, — огорчился пан Беганек. — Видимо, в годы оккупации он учился в итальянской школе. Ничего не поделаешь, пан редактор, ваша очередь.
Пришлось мне взять на себя роль интервьюера, потому что я несколько месяцев прожил в Италии и мог с грехом пополам объясниться на этом языке. Я попросил нашего гостя рассказать нам об эфиопских дождях.
— Неужели и вправду дождь будет лить до конца сентября?
Молодой человек улыбнулся еще приветливее и сказал:
— Molto bene!
Не смущаясь этим, я задал ему еще несколько вопросов. На все мы получили тот же ответ:
— Molto bene!
Все было ясно. Из неисчерпаемого запаса слов, какими располагают европейские языки, наш гость усвоил всего лишь два итальянских слова.
— Конец, — сказал я Павлу, — эксперимент провалился. Парень понимает только по-эфиопски.
И тогда случилось нечто неожиданное — на сцену выступил пан Беганек. Грудь вперед, в глазах огонь вдохновения. Он подошел к окну и, указывая пальцем на залитое водой стекло, голосом, охрипшим от волнения, произнес: