— Очень ли это серьезно? Ну конечно, mein Lieber Herr[17]. Ваш друг очень серьезно объелся. Но сейчас мы дадим ему две ложки касторового масла, и все будет в порядке.
Услышав слово «касторка», чудом спасенный от смерти референт в одну минуту выздоровел и сказал, что боли уже прошли. Касторку же он принимать не будет ни за какие деньги, так как не переносит этого лекарства.
Но добродушный врач за время своей долгой практики, как видно, научился справляться и не с такими пациентами. После непродолжительной борьбы Укротитель леопардов капитулировал. Он согласился принять лекарство при непременном условии, чтобы я не присутствовал при этом. Требование пана Беганека меня очень огорчило. Так хотелось посмотреть, как он глотает касторку! По-моему, я заслужил хотя бы небольшое вознаграждение за тот страх, какой он нагнал на меня своей дурацкой болезнью. Однако референт настаивал, и пришлось выйти.
Когда через несколько минут я вернулся, врача в номере уже не было, а пан Беганек, хотя и лежал еще на кровати, выглядел значительно лучше и больше не изображал смертельно больного. По его растерянному виду чувствовалось, что ему страшно неловко после этого спектакля. Пан Беганек был чрезвычайно любезен.
— Вы знаете, — защебетал он вместо приветствия, — оказывается, эта отвратительная «рицина», касторовое масло, добывается из семян небольшого деревца, растущего в Эфиопии на каждом шагу. Доктор сказал…
Я прервал речь референта:
— Великолепно. Раз так, вы и дальше можете беспрепятственно пользоваться буфетом.
После этого я перешел к более серьезной проблеме: — Скажите лучше, сколько доктор взял за визит? Недавний кандидат в покойники тяжко вздохнул: — Четыре доллара. Я ведь вам говорил — в Эфиопии всё стоит четыре доллара. Теперь у меня нет ни гроша. Я отдал ему последние деньги. О боже, что скажет Павел!
Опасения референта оказались более чем обоснованными. Встреча с нашим грозным предводителем была ужасна. Когда мы рассказали ему по порядку о покупке шаммы, о том, сколько с нас содрал шофер такси, и о болезни пана Беганека, Бвана Кубва пришел в бешенство. Как разъяренный тигр, он метался по комнате, выкрикивая в наш адрес такие неприятные слова, которые я совершенно не могу здесь повторить. Успокоившись, он выложил нам жесткие условия дальнейшего сосуществования. Либо мы позволим ему контролировать свои даже самые мелкие расходы, либо он не-. медленно делит общий капитал на три части и выплачивает нам целиком нашу долю.
— Тогда вы сможете ежедневно покупать шаммы, разъезжать в такси и вызывать врачей, как только заболит живот и захочется касторки, — сказал он. — Но домой вы пойдете пешком, потому что на самолет денег уже не хватит. Очень вам это рекомендую. Такая пешая прогулка — мечта для настоящего путешественника.
К сожалению, ни пан Беганек, ни я не были истинными путешественниками, потому что бесспорной прелести пешей прогулки от Аддис-Абебы до Варшавы мы предпочли позорную капитуляцию и, грустно опустив головы, подчинились финансовой диктатуре Павла.
После этого в комнате воцарилась тишина. Павел сел писать отчет для своего главного управления, пан Беганек достал из чемодана толстую книжку и погрузился в чтение, а я тупо уставился в окно, размышляя о том, почему в Эфиопии выпадает столько дождей.
Но неугомонный референт не мог долго усидеть на месте. Он вдруг поднял голову от книги, некоторое время к чему-то прислушивался, потом подбежал к окну, послушал еще немного, да как закричит:
— Гиены! Слышите? Гиены смеются!
Павел не шелохнулся. Да и я уже потерял доверие к нашему взбалмошному другу. Видно, он совсем сошел с ума: гиены в Аддис-Абебе!
— Измерьте себе температуру, — сказал я спокойно, — термометр на ночном столике.
Но референт не сдавался:
— Не делайте из меня сумасшедшего. Это правда гиены. Всем известно, что в окрестностях Аддис-Абебы водится множество гиен. Ночью они часто забегают в город. Я читал об этом в книгах. Вот, слышите? Снова смеются.
Он говорил так убежденно, что и я стал прислушиваться. Действительно, откуда-то издалека доносился пронзительный лай, немного напоминавший смех человека.
— Павел, слышишь?
Но Бвану Кубву не волновали гиены. Он писал свои отчеты.
— Не морочьте мне голову своими гиенами, — прикрикнул он на пана Беганека. — Если хотите, я вам скажу, кто это смеется. Смеются типы, которые выманили у вас двенадцать долларов. Им весело, потому что такие простофили, как вы, встречаются не каждый день.
После этого неделикатного замечания пан Беганек погас как свечка. О гиенах больше не было разговора. Павел закончил отчет и стал готовиться ко сну. Я последовал его примеру. И только референт продолжал неподвижно стоять у окна, вглядываясь в мокрую тьму и прислушиваясь к далеким голосам эфиопской ночи. Наконец и он устал. Повернувшись к нам, пан Беганек сказал тоном человека, полностью покорившегося судьбе.